ваш неумелый поэт
снова блевал за углом нелюбовью,
он не знал, что ему делать
напиться или убиться?
или до утра, до четырех где-то,
где солнце будет опять страдать ахинеей с рассветом,
лучше бы 10 букву алфавита
не любила,
ненавидела.
ключ к моему сердцу, в дождливые дни
в поезда, а с перронов, провожают самые близкие,
самые холодно черночаистые,
голубые глаза и блондинистые шевелюры,
те, что на голову только меня выше,
только на голову, только старше и повыше,
твои вышки, стенные гении
писали очертания, моего бокового, Набоковского опянения
они с друзьями обходили все обследования у врача,
лишь бы в больнице снова
не упасть в ту яму,
под названием "печаль",
у меня буква "к" пальцем отпечаталась на чашке,
у тебя не "а", ни "ф", и, даже не "и",
такое ебнутое, вот
у нас несчастье.
ты - мой антидот от той самой любви,
от прописи названия в тетрадках
о том, что у бога что-то не в порядке,
раз мы уже не вместе. не были
или не уже не были.
ваш неумелый поэт,
сегодня плакал чуть ли не от счастья,
что обнимал не тот, а представлял то с тем,
то ли от горя, то ли от ненастья,
ваш, самый вами нелюбимый, ебнутый поэт
терпел твои ухмылки не часами
не часа, но часовыми поясами,
полюсами,
это ты, привет.
он стоял, смотрел на тебя под дождем,
как ты в капюшоне стоишь, а они с зонтами,
вот блять,
тебе мое пальтишко не отдать? не замерзай.
только бы в холодную зиму твою сердце окончательно не замерзало,
иначе взглядами меня будет греть,
эта убогая, веснушечья рыженькая роза,
которая проклятьями тебя гнала с вокзала
в польшу,
до весны, плевать, до зимы.
знаешь что у меня в плеере сейчас?
что где-то под испанским небом ты,
даришь мне любимые цветы,
а в добавок за 45 покупаешь холодный липтом с малиной
или с лимоном, клубникой, земляникой,
а мое сердце еле выживает, при прикасанием к тебе
слово подбитая любовью птица,
не убиться, и не напиться.
ваш поэт всю ночь крутил фразу драйзерского "гения",
всю ночь сочинял наше утро,
что вы говорите, мысли материалы?
ну тогда мои мысли - проститутки, не материальные, а отдавальные,
отдавая себя кому - то,
не давая мне материала в виде тебя взамен.
спасибо, от пятна восьмого.
ваш поэт себе под нос твердит:
в моем мире не осталось мест, которые бы не были названы твоим именем.
не было и секунды, без того, чтобы не выдумать дочь
или сына, или даже наше утро,
где ты и я чистили зубы, а потом на соревнованиях,
а после мягкое облачное облако,
плясала танцы под монументом,
в моем мире не осталось ни одной параллельной прямой, которая бы никогда не пересеклась,
с её аналогией,
в моем мире асиптома и график - стремились друг к другу, и, ты знаешь,
они, черт возьми, были вместе.
а касательная и график встречались не однажды, не единожды, а сотню
моей геометрии не известна драма.
да ничему моему не известна драма. разве что телефону,
на две сим карты, а внутри одна,
это как сердце, два - для покойника, но встречаются в жизни
только и по две половинке,
наверное, это геометрия, встречаются лишь однажды,
а на небе будут асиптомы и графики, вас разделят стены.
непременно мои узкие суждения.
непременно.
есть люди уютные как дом, да, Эльчин?
А есть люди - серебряные кольца,
пробы, так 925, когда размер 18, а носишь 17,
и после кольца, сзади, на пальце
черная и страшна полоса, и кольцо трудно снять,
так же и с человеком.
не снять, но дерьма оставит достаточно,
а ты стой в ванной как дурочка, и оттирай,
до озноба и покрытия культурно матом,
ту клушу, что судьба, что говорила, что вся эта любовная
беллиберда у вас до навсегда.
Ваш поэт мечтал написать это о вас, а в итоге
его бросает даже в дрожь, при одном взгляде, вроде
" руки не трогай".
При одном скрипичном условии, что ты остановился,
при одном взгляде, что чувства переплелись так,
что смотрели все с улыбками,
а на утро еще трясло
от той
немыслимой
глупой полуулыбки.
Как там говорил Соя?
Это, конечно, совсем по олдскулу,
но я отдал бы душу черту,
чтобы просто поцеловать твои скулы.
поцеловать тебя, твою каждую родинку,
и еще
и еще
и еще
дай свободу мне,
бон вояж закроется завтра на
ресепшене,
распишешься ты, будто НВ
закроет ночной метрополитен, а ты на
клавиатуре в третьем ряде
и еще во втором.
это все понарошку.
а в конце - хочешь липтон и орешки?
хочешь музыку прервем сейчас?
вырву окончательно нелюбимые с корнем ногти,
завтра до завтра
на коррекцию,
проклятье.
жаль, что нельзя собрать в баночку твой запах.
ты еще не видел меня рыжей,
никогда не увидишь сонной,
у меня плеер забит белиндой,
ты мысли о любви спрятала на антресоли.
наверное, пойду выпью чашку горячего чая.
нет. вру.
я до сих пор по тебе скучаю.
до тошноты в горле
и до сипа,
вроде
Не Могу.