Я не любил её, мне просто было в кайф, когда
она сопела мирно рядом и провожала по утрам
влюбленным взглядом. Я не любил ее, мне
было хорошо. Ни одиночества с ней не было,
ни скуки. Мне было плевать сколько там ещё их
у меня, но мне не нравились именно на ней чужие руки. Я не любил её, но помнил всё о
ней: любимые цветы и тон помады, всех
тараканов в голове и всех друзей. Зачем-то мне
всё это было надо. Я не любил её и никогда не
врал, я тормозил её — малыш, всё несерьёзно.
Рассказывал, когда и с кем я спал, но сам боялся на щеках увидеть слёзы. Я не любил её, меня
манила страсть, когда шептала: «Хочешь, рядом
буду?». Да, я боялся сдаться и пропасть, когда
скользили по мне ее руки. Я не любил её, но
слушал её пульс, пытался отогреть её ладони,
любил смотреть в ее глаза. Никогда не делал этого раньше. Когда она теряла верный курс, я
возвращал её настойчивым: «Родная…».
Я не любил её, мне нравился в ней шарм,
улыбка и ямочки на пухлых щечках. В
попытках отыскать своего журавля, я называл
её «моя синица». Я не любил её?