Когда я открываю глаза, уже середина дня. Моя голова покоится на руке Пита. Я не помню, как он пришел прошлой ночью. Я поворачиваюсь, стараясь не потревожить его, но он уже не спит.

— Никаких кошмаров, — говорит он.

— Что ? — спрашиваю я.

— У тебя не было никаких кошмаров прошлой ночью, — поясняет он.

Он прав, впервые за последнее время я спала всю ночь.

— Тем не менее, сны мне снились, — говорю я, вспоминая. — Я бежала за сойкой-пересмешницей сквозь лес. Очень долго. А на самом деле это была Рута. Я имею в виду, когда та запела, у нее был ее голос.

— Куда она вела тебя? — спрашивает он, убирая волосы с моего лба.

— Я не знаю. Мы никуда не дошли, — отвечаю я. — Но я чувствовала себя счастливой.

— Да, ты спала так, словно ты была счастлива, — говорит он.

— Пит, почему я никогда не могу определить, когда кошмары у тебя? — спрашиваю я.

— Не знаю. Не думаю, что я мечусь или выкрикиваю что-нибудь. Я просто попадаю туда, парализованный ужасом, — объясняет он.

— Тебе следует будить меня, — говорю я, думая, как я прерываю его сон по два-три раза за ночь и о том, сколько времени уходит, чтобы успокоить меня.

— Это необязательно. Мои кошмары обычно о том, как я теряю тебя, — поясняет он. — Я успокаиваюсь, как только понимаю, что ты рядом.

Тьфу! Пит говорит это таким пренебрежительным тоном, а ведь это словно удар в живот. Он просто честно отвечает на мой вопрос. Он не давит на меня, не делает на самом деле никаких признаний в любви. Но я чувствую себя просто ужасно, как будто я использую его. А может, так и есть? Я не знаю. Знаю только, что впервые я считаю аморальным то, что он здесь, в моей постели. Как бы парадоксально это не звучало, ведь теперь мы официально помолвлены.

— Будет хуже, когда дома я снова буду спать один, — говорит он.