Я всегда буду корить себя за то время, за тот пройденный мной участок жизни, когда я опустилась на самое дно. Когда я каждый день ехала, сломя голову, в другой конец Москвы. Когда я каждый день видела слезы своей мамы.

День за днем меня окутывала пилена ненависти, грязи, лжи, многое количество ненужной мне информации и слезы, и слезы, и слезы…

После учебы в гимназии, я врала, что еду в парк с подругой, а сама уезжала в Кузьминки. Кузьминки… Уже только само слово цепляет и не дает о себе хороший представлений. Затасканные пятиэтажки, проливные дожди, дурацкие палатки с нерусскими продавцами и вечная спешка.

Все началось с обычного общего интереса. Первая немецкая группа, которой я восторгалась на протяжении четырех (или пяти?) лет - Tokio Hotel. Хотя, меня больше привлекал вокалист самой группы, Bill Kaulitz, ведь я редко слушала их песни и даже не сходила ни на один их концерт. Но все свои закладки в учебниках, тетради, напульсники, плакаты я хранила бережно у себя, не давая никому увидеть - а вдруг засмеют. И даже надписи на руках, под суицидальные песни и слезы, я выводила бережно “Bill” и сердце рядом. Меня все в нем привлекало: его голос, его манера улыбаться, поднятие брови, когда говорит (даже сейчас у меня это осталось в привычке), длинные пальцы, вечный трэш на голове, макияж - всем этим я подпитывала саму себя, говоря маме, что я люблю его, а она крутила пальцем у виска.

С Машей, та, что с Кузьминок, меня познакомила жена брата. Я до сих пор не понимаю, зачем надо было это делать, чтобы в конце расторгнуть наше общение. Вся эта история очень слизкая и противная, писав это, в горле застревает комок. Маша Ч. Маша. Ч. Сестра. Mary Kaulitz, лучшая сестра, подруга, Маша. На том момент я слепо видела, как мне вешают лапшу на уши, и подчинялась всему сказанному. Я была в роли марионеткой. Это как алкоголик, которым уже давно руководит водка. Каждый раз я пыталась доказывать маме, что Сережа не бандит, Маша хорошая девочка, я вернусь домой вовремя, я не буду пить, я не буду курить, я возьмусь за ум, перестану с ними общаться, но все катилось кубарем, когда я приезжала в ту часть Москвы. Единственное, кто мне не врал, так это Семуха. Я знала, что я для него всегда останусь маленькой сестренкой, которую он никому не даст в обиду. Помню, как в пьяных истериках я пыталась донести до него, что Маша его любит, когда она изменяла ему, а он с пьяным взглядом брал меня за руки и “ кисуня, я знаю, все хорошо, мне надо все обдумать самому. не волнуйся ”. Помню, как в пьяном бреду в метро он мне показывал куда надо бить, когда к тебе пристают. Каждое мое слово для него было даром, он всегда слушал и прислушивался ко мне. Но не Маша. Ее я считала близкой подругой, сестрой, но только сейчас осознаю, это все была большая ошибка. Я заглатывала каждое ее слово, думая, все проблемы растворятся в пух и прах, но этого не происходило, лишь только на короткое время, когда я была у нее. С этим человеком я стала никем. В 13 лет я начала пить и курить. Я пила по две большие и одну маленькую банки Red Devil, пока находилась на сходке в группе Tokio Hotel и пару бутылок пива. Пишу это и вспоминаю, как я впервые влюбилась в девушку. Если мне не изменяет память, то ее зовут то ли Настя, то ли Маша, типичный, в то время, имидж - закос под эмо-телочку. Я плакала и ненавидела, ненавидела и плакала, что такое могло случиться. Больше всего на свете боялась, что мама узнает всю правду. Весь обратный путь до дома я плакала в метро, судорожно придумывая очередную отмазку “почему так поздно” и “почему не брала трубку”. Мама, больше всего на свете я люблю именно тебя. И не хочу возвращаться в то время. Мама, правда, я не хочу возвращаться туда. Прости меня, что я врала тебе каждый день; прости, что возвращалась не к 8 вечера, а к 11; прости за мои пьяные выкрики о ненависти к тебе, что я так сильно хочу покончить жизнь самоубийством. Я не хочу видеть лица тех людей. Была бы возможность стереть то время - я бы незамедлительно сделала это, ведь пройти через такую участь и врагу не пожелаешь.

Это был опыт, который я прошла. Я выплыла из этого дерьма и показала им, что смогу встать на ноги.

И я смогла.