У нас говорят, что, мол, любит, и очень,

Мол, балует, холит, ревнует, лелеет…

А, помню, старуха соседка короче,

Как встарь в деревнях, говорила: жалеет.

И часто, платок затянувши потуже

И вечером в кухне усевшись погреться,

Она вспоминала сапожника-мужа,

Как век он не мог на нее насмотреться.

— Поедет он смолоду, помнится, в город,

Глядишь — уж летит, да с каким полушалком!

А спросишь чего, мол, управился скоро?

Не скажет… Но знаю: меня ему жалко…

Зимой мой хозяин тачает, бывало,

А я уже лягу, я спать мастерица.

Он встанет, поправит на мне одеяло,

Да так, что не скрипнет под ним половица.

И сядет к огню в уголке своем тесном,

Не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек…

Дай бог ему отдыха в царстве небесном! -

И тихо вздыхала: — Жалел меня очень.

В ту пору все это смешным мне казалось,

Казалось, любовь, чем сильнее, тем злее,

Трагедии, бури… Какая там жалость!

Но юность ушла. Что нам ссориться с нею?

Недавно, больная бессонницей зябкой,

Я встретила взгляд твой — тревога в нем стыла.

И вспомнилась вдруг мне та старая бабка, —

Как верно она про любовь говорила!