Я деревянная кукла, бреду на негнущихся ногах куда-то на Таганку, Солянку, волнительно кривыми улочками, и не чувствую ничего. Где та девочка-спиртовка, что кружилась в пылающем снегу, завернутая в гору тюля, розового, как денатурат, переполненная жизнью и смертью? Она искрит белым и синим, ходит змеёй, хохочет в небо, - я больше никогда не буду такой отчаявшейся, такой падшей, такой пьяной, изнемогающей от любви, поющей хвалу Господу, никогда. Мне будет сорок, ничего страшного, нам всем когда-то бывает сорок, всем, кроме тех, кто успевает исчезнуть из поля зрения, их носят осенние вихри, как палую листву, мимо нас. Я так неописуемо далека от своей жизни, что бы это ни значило; я будто нарисована на прозрачной кальке: можно приложить к реальности, зажмурить один глаз и представить, что контуры совпали, но нет, не совпали же, еще один невинный обман. Это не я, это какая-то незнакомая женщина на крыльце продовольственного магазина озирается, сипло скуля, словно потеряла кого-то и очень испугалась, словно потеряла все.