Суббота, 20 июня 1942 г.
Кажется, что вести дневник - совсем не мое занятие. Ведь до сих пор мне
это и в голову не приходило, а главное, кому в будущем, в том числе, мне
самой будет интересно жизнеописание тринадцатилетней школьницы? Но как бы то
ни было, я люблю писать, а главное -- становится легче, когда изложишь на
бумаге свои горести и проблемы.
"Бумага все выдержит". Эта пословица однажды всплыла в моей голове,
когда я, меланхолично, положив голову на руки, никак не могла решить --
остаться мне дома или куда-то пойти -- и в итоге не делала ничего.
Действительно, бумага терпелива, но я ведь не собираюсь кому-то дать
почитать эту конторскую книгу с высокопарным названием "дневник"! Разве что
только настоящему другу или настоящей подруге, а пока никто не относится ко
мне серьезно. Это, в сущности, и побудило меня вести дневник: у меня нет
подруги.
Об этом я должна написать подробнее, ведь кто поверит, что
тринадцатилетняя девочка одинока в целом мире. А это, действительно,
неправда, если взглянуть со стороны. У меня замечательные родители и
шестнадцатилетняя сестра, я насчитала не менее тридцати знакомых, которые
считаются моими подругами. Куча поклонников, которые глаз с меня не сводят,
и даже пытаются во время уроков с помощью карманного зеркальца поймать мою
улыбку. У меня много родственников и любящих тетушек, и в нашем доме всегда
уютно. В общем, всего в избытке, но нет подруги! Со знакомыми я только
веселюсь и дурачусь, но что-то мешает мне перейти с общепринятой и пустой
болтовни на более глубокие и серьезные темы. Может, я сама такая
недоверчивая? Вот почему мне нужен дневник. И чтобы моя воображаемая подруга
стала более реальной, я вместо простого перечисления фактов буду обращаться
в дневнике к ней, и дам ей имя: Китти.
О, моя биография! Как глупо было не начать с нее! Правда, ужасно
неохота. Но иначе из моей переписки с Китти ничего нельзя будет понять.
Мой папа, несомненно, лучший отец в мире и добрейший человек, только в
тридцать шесть лет женился на маме, которой тогда было двадцать пять. Моя
сестра Марго родилась в 1926 году во Франкфурте-на-Майне, а в 12 июня 1929
года появилась я. До четырех лет я жила во Франкфурте. Поскольку мы
полнокровные евреи, отец в 1933 году эмигрировал в Голландию, где возглавил
Опекту - предприятие по производству джемов. В сентябре к нему переехала
мама, Эдит Франк-Холландер, а мы с Марго остались у бабушки в Ахене. Марго
приехала к родителям в декабре, а я в феврале, как раз ко дню рождения
Марго: меня в качестве подарка усадили на ее стол!
В Голландии я пошла сначала в детский сад, а с шести лет -- в школу.
Когда я училась в шестом классе, нашей классной руководительницей стала
директриса госпожа Куперус. В конце года мы со слезами распрощались друг с
другом, потому что я, как и Марго, перешла в еврейский лицей.
Нашу жизнь омрачали постоянные волнения о родных и близких, оставшихся
в Германии, где евреев унижали и преследовали. После погромов 1938 года два
моих дяди, мамины братья, бежали в Северную Америку, а бабушка приехала к
нам. Ей было тогда 73 года.
В мае 1940 года начались трудные времена: нападение Германии,
капитуляция, оккупация и все больше бед и унижений для евреев. Законы,
ограничивающие наши права, принимались один за другим. Евреи были обязаны
носить желтую звезду, сдать свои велосипеды, не имели права ездить на
трамваях и в автомобилях, даже собственных. Евреи могли посещать магазины
только с трех до пяти и пользоваться услугами исключительно еврейских
парикмахеров. Евреи не имели права появляться на улице с восьми вечера до
шести утра. Им запрещалось ходить в театры, кино и другие подобные
учреждения, а также - в бассейн, теннисный корт, на греблю, и вообще
заниматься любым видом спорта в общественных местах. С восьми вечера евреи
не могли сидеть в собственном саду или в саду у знакомых. Нельзя было ходить
в гости к христианам. Учиться позволялось только в еврейских школах. Так мы
и жили в ожидании новых запретов. Джекки говорила: "Боюсь браться за что бы
то ни было, а вдруг и это нельзя?"
Летом 1941 года заболела бабушка. Ее готовили к операции, поэтому мой
день рождения в том году так по-настоящему и не отметили, так же как и в
1940, когда немцы оккупировали Голландию. Бабушка умерла в январе 1942 года.
Никто не знает, как я любила и люблю ее, и как часто о ней думаю. Мой
последний день рождения отмечали как бы и за два прошедших года. В память о
бабушке мы поставили свечку.
Сейчас мы четверо живем неплохо. А сегодня, 20 июня 1942 года, я
торжественно начинаю свой дневник.