…Пару месяцев назад, в тихое послеполуденное время Шартран едва не столкнулся с шагающим по неширокой дрожке камерарием. Камерарий, видимо, узнав в нем нового гвардейца, предложил лейтенанту прогуляться вместе. Они беседовали на самые разные темы, и уже очень скоро Шартран почувствовал внутреннюю свободу и раскованность.
- Святой отец, - сказал он, - вы разрешите мне задать вам странный вопрос?
- Только в том случае, если получу право дать на него столь же странный ответ, - улыбнулся камерарий.
- Я спрашивал об этом у всех знакомых мне духовных лиц, - со смехом пояснил лейтенант, - но так до конца и не понял.
- Что же вас тревожит? - Камерарий энергично шагал впереди гвардейца, и полы его сутаны при ходьбе слегка распахивались, открывая черные туфли на каучуковой подошве.
Обувь полностью соответствует его облику, думал Шартран, модная, но скромная, со следами износа.
Лейтенант набрал полную грудь воздуха и выпалил:
- Я не понимаю, как соотноситься Его всемогущество с Его милостью!
- Вы изучаете Священное Писание? - улыбнулся камерарий.
- Пытаюсь.
- И вы находитесь в растерянности, поскольку Библия называет Творца одновременно всемогущим и всемилостливым, не так лил?
- Именно.
- Понятие всемогущества и милости трактуется очень просто - Бог может все и всегда нацелен на добро.
- Да, эту концепцию я понимаю. Но мне кажется… что здесь скрыто противоречие.
- Ясно. Противоречие вы видите в том, что в мире существуют страдания. Голод, войны, болезни…
- Точно! - Шартран был уверен, что камерарий его поймет. - В мире происходят ужасные вещи. И многочисленные человеческие трагедии говорят о том, что Бог не может быть одновременно и всемогущим, и милостливым. Если Он нас любит и в Его власти изменить ситуацию, то почему Он этого не делает? Ведь Он способен предотвратить страдания, не так ли?
- Вы полагаете? - строго спросил камерарий.
Шартран ощутил некоторую неловкость. Неужели он задал вопрос, который задавать не принято?
- Не знаю, как лучше выразить… Если Бог нас любит, то Он может нас защитить. Он должен сделать это. Поэтому складывается впечатление, что Он всемогущ, но равнодушен или милостлив, но бессилен.
- У вас есть дети, лейтенант?
- Нет, - заливаясь краской, ответил гвардеец.
- Представьте, что у вас есть восмилетний сын… Вы бы его любили?
- Конечно.
- И вы были бы готовы сделать все, что в ваших силах, дабы он избежал боли и страданий?
- Естественно.
- Вы позволили бы ему кататься на скейтборде?
Шартран задумался. Несмотря на свой сан, камерарий часто оказывался очень приземленным. Или слишком земным.
- Да, позволил бы, - протянул лейтенант, - но в то же время предупредил бы его о необходимости соблюдать осторожность.
- Итак, являясь отцом ребенка, вы дали бы ему добрый совет, а затем отпустили бы его учиться на собственых ошибках. Не так ли?
- Я определенно не побежал бы рядом, чтобы с ним нянчиться. Если вы это имеете в виду.
- А если он вдруг упадет и оцарапает колено?
- Это научит его впредь быть осторожным.
- Итак, несмотря на то, что вы имеете власть вмешаться в ход событий, чтобы предотвратить ту боль, которую может испытать ваш сын, вы проявляете свою любовь к нему тем, что позволяете учиться на собственных ошибках?
- Конечно. Боль - неотъемлемая часть взросления. Именно так мы учимся.
- Вот именно, - кивнул камерарий…
"Ангелы и демоны" Дэн Браун