Она было невозможной. Такое чувство, что она переворачивала весь мой мир, когда смотрела на меня своим вызывающим взглядом. Она ворвалась в мою жизнь без спроса, без разрешения и на правах хозяйки лишила покоя. Она всегда знала, что сказать, как сказать, как посмотреть, как подойти, она всегда знала мое настроение, она угадывала его и действовала. Действовала! Часто задираясь, вела свою игру, любила жизнь, была влюблена, влюблена… в любовь. Противоречивая, часто взбалмошная, она не давала мне покоя, даже когда была далеко. Я поддавался на каждую из ее провокаций, на этот театр одного актера (ждал, пока повзрослеет), каждый смелый выпад в мою сторону, вызов, я отвечал на него и не знал, что ответить, потому что сморя на нее неумолимо шел ко дну. Я не хотел поддаваться, но поддавался, я не хотел играть в ее игры, но подыгрывал. Переделать ее я даже не стремился. Я болел ею, как болеют хронической болезнью с разницей лишь в том, что эти муки были настолько приятны и полны удовольствия, что пусть уж так… Она всегда знала, что мне ответить, никогда не пренебрегала острыми замечаниями, больно задевая меня за живое. Она сама не чуяла своей власти, о нет-нет-нет, она все знала про себя, и от этого становилась еще опаснее. Она любила смеяться и делала это искренне. Она улыбалась, и я не мог ей сопротивляться… Она знала меня, всего, без остатка. Нахально, без стука, войдя в мою жизнь, она уже который год топчется в ней, но я не спешу открыть ей дверь на выход…