Время в больнице течет очень медленно… А я чувствовал, как оноутекает сквозь пальцы, так же как утекает в унитаз нетронутая мной больничнаяеда… Мой сосед по палате Антуан- гей-наркоман оказался очень хорошим, «своим»парнем- он не стал говорить врачам, что я ничего не ем. Антуан, который большелюбил, когда его называли Хим, был моделью. Он снимался для американскийгей-журналов. «Слава-деньги-наркотики…»- говорил он: « Все это меня испортило…»Он преувеличивал. Он был действительно красивым парнем, хотя уверял меня, чтоэто ошибка природы и на самом-то деле он-девушка. Он был фриком- длинные черныеволосы с розовой косой челкой, розовые брови и яркая, больше латексная, одеждаделали его похожим на какую-то андрогинную куклу.Вместе с ним мы коротали больничные денькирассказывая друг другу алко-нарко истории из жизни. Он напоминал мне ДжеймсаСейнт Джеймса из «Клубной мании». А я ему напоминал Майкла Эйлига. «В тебе естьчто-то от Бога…»- усмехался Хим.
«А почему ты решил худеть?»- спросил меня как-то Антуан.
ИПРАВДА, ПОЧЕМУ? Потому что меня унизил Хэттоуэй?- Нет. Потому что мной неинтересовались девушки?- Снова нет. Потому что моя мать считала меня самойбольшой неудачей в своей жизни?- Возможно, но скорее нет.
«Я просто люблю анорексию…»- улыбнулся я. «Чувство, когда втвоем желудке кроме воздуха и сигаретного дыма уже давно ничего нет - это самоепрекрасное чувство на свете…»- «Ты так здорово об этом говоришь…»- улыбнулся вответ Хим: «Ты не писатель, нет?» - «Я скорее читатель…»- ответил я. Наверное, он меня не понял… Человек, который ни разу не смотрел в ЕЕ* глаза и не слышалЕЕ смеха, никогда не поймет всей ее прелести. А Химу-то зачем? Он ест всеподряд и ни грамма не толстеет. Если бы я так ел, то наверное давно бы ужевесил все 100 кг.Помимо больничной еды, мой сосед лопал еще все те «вкусности-гостинцы», которыеприносил ему его любовник, сорокалетний бизнесмен Губерт. «Малыш, поправляйся!Ты же мне обещал больше не нюхать…»- ворковал парень Хима. «Хим, детка, выздоравливай скорее, а то мы без твоего милого личика зашиваемся…»- приезжал кХиму его рекламный агент. А ко мне кроме Йона и приехать было некому… ВедьЛинсдей даже не знала, что я в больнице…
Я начал хандрить. Когда я хандрю- я ем. Точнее, так былораньше- все мои депрессии прекрасно решались с помощью шоколадного торта иколы. А как теперь бороться со своими проблемами, я не знал. «Новак, можеттравы покурим?»- как-то предложил мне мой новый друг. «Хим, у тебя с головойнормально? Мы ж в реабелеталке!»- покрутил я пальцем у виска. «Ты тут первыйраз, что ли?»- догадался Хим. «Ничего, даст бог, не последний…»- пошутил он и потащилменя в туалет. Где он достал траву я не знал (наши вещи в больнице тщательнообыскивали при поступлении), но она дала свой положительный результат. Хандрукак рукой сняло, а на ее место пришла веселая легкость и ясность мыслей.«Слушай, Новак, а почему бы тебе к намвунивер не перевестись?»- спросил меня Хим, когда мы радостные и со смехомввалились в нашу палату, держась за руки. «А где ты учишься?»- все еще смеясь, спросил его я. «В юридическом…Вот отучусь, и буду бороться за права геев вовсем мире!»- гордо заявил Хим.
Химу был 21 год. Он учился на юриста в Сан-Франциско. А гдеже еще? Ведь там разрешены официальные гей-парады… Он был чертовым фриком изСан-Франциско, и за очередным крепким косякомон УГОВОРИЛ меня перевестись в его универ…
«А как же больница?»- спросил я его. «Забей, все равно черезпару недель нас отсюда выпрут… Мы только место занимаем, а не РЕАЛЬНОлечимся….»- хмыкнул гей. «Почему?»- не понял я. «Потому что ты фанатичныйанорексик, а я- профессиональный наркоман…»- засмеялся Хим.
«Ты только на кокосе сидел?»- спросил я его. «Смеешься? Ясидел на всем, чем можно… И на стуле тоже…»- засмеялся Хим: «Я с 14 летупотребляю всякую химию, и помотри-ка, жив – здоров!»- его идеальная улыбкабелых зубов озарила нашу палату: «Я не правило, а скорее радостное исключениеиз …»- говорил он. «А как же твой парень?»- спросил я.
«А, Губерт… А что он?»- не понял Хим. «Он о тебе такзаботится, а ты его обманываешь…»- покачал головой я. «Бред! Такие парни инужны для этого… Они сами рады быть обманутыми такими мальчиками, как я…»- онпригладил идеально ровную челку. Я улыбнулся. Его манерность была оченькукольной и от этого- милой. Если парни могут сделать себя красивее любойдевушки, то почему же девушки не могут банально начать за собой ухаживать? «Ивообще, мой обман компенсируется…»- подмигнул мне Антуан. «А вот у меня естьподруга, так она живет на деньги такого же «папочки», как мой Губерт, а взаменничего ему не дает… Вот это обман!»- усмехнулся гей, прикуривая от золотойзажигалки дорогую тонкую сигарету.