Упрямый

Вдохновила меня Лена Малик, и посвящен этот мини-фанф ей. Женушка моя, форева лав: 3

_____________________________________

Вынырнув из бассейна, парень рукой провел по волосам, убирая челку назад, и сел на бортик. Капли медленно стекали по его накачанному телу, завлекая за собой рой мурашек.

— Быстро ты выдохся, Томмо! – громко крикнул его друг с другого конца помещения, голос эхом разнесся под низкой крышей.

— Я еще задам тебе жару, Малик, - спокойно ответил Луи и прыгнул обратно в воду. Подплыв к противоположному бортику, он открыл уже вторую за этот вечер бутылку пива и значительно отпил. Обернувшись, он поднял сосуд вверх и негромко предложил:

— Будешь?

Зейн покачал головой и нетерпеливо ответил:

— Хватит бухать, алкоголик. Может, все-таки научишь меня плавать? Мне не очень уютно находиться в воде.

Луи ухмыльнулся и, отпив еще жидкости и поставив бутылку на кафель, медленно поплыл навстречу другу:

— Да ладно, принцесса, тебе тут воды по локоть – не утонешь.

Малик нахмурился и исподлобья глянул на Томлинсона, который продолжил свою реплику:

— Ну, а если что, я тебя обязательно спасу.

Улыбнувшись во все 32 зуба, Луи встал на дно бассейна напротив друга и саркастично ободряюще похлопал его по плечу.

— Да ну тебя, шутник. Мне надоело. Пойдем, - развернувшись, Зейн стал медленно пробираться к бортику, руками разгребая воду. Томмо поплыл за ним и незамедлительно вылез на сушу.

— Не обижайся, Малик, но тебя очень сложно учить. Ты слишком упрямый.

Зейн улыбнулся в ответ и босыми ногами потопал в комнату отдыха, оставляя за собой влажные следы.

Комната отдыха представляла собой темное помещение, освещенное лишь тремя неяркими светильниками в разных углах. Посередине стоял бильярдный стол, а у стен – два широких дивана. Зейн сразу плюхнулся на один из них, А Луи, уже успевший сбегать за недопитым пивом, запрыгнул на стол, отодвигая шарики.

— Томлинсон, я вот своей пятой точкой чуял, что ты меня сегодня ничему не научишь. Ты только пить и дурака валять умеешь, - с усмешкой протянул парень, блаженно закрывая глаза.

— А зачем просил тогда? – немного обиженно, но с той же обворожительной улыбкой поинтересовался парень, добавляя в голос задиристые нотки.

— Зато повеселились! – уклончиво ответил пакистанец, также широко улыбаясь. Луи лишь ухмыльнулся и отвернул голову, прерывая наступившую тишину редкими глотками из бутылки. Какое-то время Зейн изучал друга, сидящего в метре от него на высоком столе и болтающего ногами. Изучал его мокрые волосы, его идеальное мужественное лицо, его сильную спину, по которой стекала одинокая капля воды. Малик будто сам чувствовал, как она щекочет кожу парня, и еле подавил в себе желание стереть ее. От возможной перспективы прикоснуться к нему в нижней части живота разлилось тепло. Зейн улыбнулся своим мыслям и уже приготовился встать с дивана, когда Луи сам стер каплю резким движением руки. Малик тихо выдохнул, но все-таки поднялся на ноги. Подойдя к англичанину, он хитро улыбнулся и тихо спросил:

— Обиделся что ли?

Луи ничего не ответил, лишь ухмыльнулся и наклонил голову.

— Ой, да ладно, Томмо, прости, ну.

Англичанин исподлобья глянул на друга и снисходительно прошептал:

— Я и не обижался, идиот.

— Обзываться было обязательно? – оскалился в ответ Зейн и придвинулся ближе к другу. К другу, который давно стал ему намного ближе. К другу, который, к сожалению, не знал о непреодолимом желании Малика сорвать с него одежду. О жестокой потребности хотя бы прикоснуться к нему, обнять. Да, что там говорить, одна Томлинсоновская улыбка в его сторону заставляла Зейна трепетать. Он вел себя, как школьница. Да-да, именно, как девчонка. Парень отлично понимал, что Луи никогда не станет встречаться с парнем. Он был слишком правильным, слишком любил девушек. Пакистанец ни на что никогда не надеялся. Только наблюдал за парнем со стороны, а ночью представлял их идеальную жизнь. Романтика, ничего не скажешь, только вот все это причиняло невыносимую боль. Поэтому Зейн был сильным. Приходилось быть таким. И именно поэтому он курил. Потому что нужно было чем-то заглушать отчаяние и безнадежность. И сейчас захотелось втянуть в себя горький дым и хоть на секунду забыть обо всех проблемах. Все это время Малик смотрел в глаза Луи, прикусив губу, что заставило англичанина нахмуриться и с недоверием вглядеться в ничего не выражающее лицо друга. Но Зейн будто не заметил этого, лишь резко отвернулся и стал обшаривать висевшую на крючке кофту в поисках сигарет. Наконец выудив из внутреннего кармана пачку и зажигалку, он оперся спиной о стену, зажал губами сигарету и поднял глаза на Луи, который наблюдал за парнем, не двигаясь с места. Улыбнувшись, Малик зажег зажигалку, когда англичанин резко спрыгнул со стола и, за секунду преодолев расстояние между ними, выхватил сигарету:

— Ты обещал бросить, помнишь?

— Томлинсон, не вредничай, - пробурчал в ответ Зейн и протянул руку вперед, к своему спасению.

— Потерпи, - улыбнулся англичанин и засунул сигарету обратно в карман.

— Томмо, мне нужно покурить. Не так-то просто от этого отказаться, - тихо ответил парень, снова открывая пачку.

— Давай, я тебя отвлеку? – улыбнулся англичанин, сжав своей ладонью руку друга. – Идем.

Луи потянул Зейна за собой, забирая у него сигареты и откладывая их на столик у входа. А Малик сходил с ума. От такой заботы и близости в груди поднималась буря, хотелось сейчас же притянуть Томлинсона к себе и никогда не отпускать. Тонкие холодные пальцы Луи сжимали его руку, и внизу живота завязывался узел, что грозило Зейну нехилым возбуждением. Отлично, встает на парня! Да еще и от простого прикосновения. Но парень уже привык и даже научился с этим справляться. Нужно лишь продолжать думать о том, что им никогда не быть вместе, англичанин никогда не променяет девушек на парней. Только вот сейчас это самовнушение не помогало. Видя этот задорный огонек, эту нежность в его глазах, Зейн не мог успокоиться, в душе опять, уже в тысячный раз, загоралась надежда. Луи снова запрыгнул на стол, занимая влажное от плавок место, схватил две бутылки пива и, протянув одну другу, отпил и серьезно произнес:

— Рассказывай, - но Зейн не понял и лишь вопросительно поднял бровь. – Ты куришь в разы чаще последнее время. И молчишь почти всегда, не ходишь с нами в клубы, редко дурачишься. Отдалился от нас, брат. В чем дело?

Малик грустно ухмыльнулся и покачал головой:

— Не думаю, что ты хочешь это слышать, Томмо.

Луи нахмурился и, придав голосу грозной окраски, громче продолжил:

— Опять девушка отказала? Или переспал уже со всеми, стало скучно? Парень, ты прекращай, заигрался.

Глаза Зейна расширились от удивления, в горле пересохло от такой наглости англичанина, а сердцебиение участилось.

— Я заигрался? – прохрипел он, таращась на Томлинсона. – Да будет тебе известно, мой друг, что я прекратил все эти гулянки по "однодневкам" около трех месяцев назад, - Малик говорил также тихо, четко проговаривая каждое слово и медленно придвигаясь к Луи, остановился между его коленями и поставил руки по бокам от его бедер. – Я курю, чтобы забыться, в клубах мне делать нечего, а дурачиться.. нет настроения, знаешь.

Зейн выплевывал эти слова Томлинсону в лицо, постепенно сокращая расстояние между ними. Сейчас он мог чувствовать горячее дыхание немного испуганного англичанина на своих губах. Главное не смотреть ниже глаз, главное не переводить взгляд. Луи прикусил губу и шумно выдохнул. Воздух мурашками прошелся по щеке Зейна, и парень закатил глаза. Слишком близко, слишком поздно. Возбуждение уже стучало в виски, и Малик сжал зубы, пытаясь хоть немного успокоиться. Томмо шокировано осматривал лицо парня, а потом опустил глаза ниже, в ноги.

— Зейн, ты.. у тебя… – он поднял взгляд и непонимающе заглянул в глаза другу..

— Ну, давай, скажи, чего замолчал. Эрекция? Стояк?

Луи сдвинул брови и недоумевающе наклонил голову. Он не понимал, что произвело на Зейна ТАКОЕ впечатление. А, может, понимал, но не хотел принимать?

Пакистанец сейчас, криво ухмыляясь, буравил взглядом друга. Его радовал тот факт, что Луи был шокирован и не двигался, позволяя Малику быть так близко, наслаждаться каждым миллиметром его лица, чувствовать его дыхание, видеть, как его глаза изучают тело Зейна. Томлинсон сжимал и разжимал кулаки, чувствуя себя очень неуютно. Отойти было некуда – спереди и по бокам его окружал пакистанец, сзади стол. Не отталкивать же Малика, но в этом положении в Луи просыпались странные, новые чувства. Да, Луи и не собирался уходить, пока не выяснит все. Перспектива узнать правду слегка пугала, но уйти просто так он не мог. Зейн видел глаза друга, но не замечал там отвращения или ужаса. Только страх и непонимание.

— Луи, если ты не понял, я… – парень решил прямо указать на свою ориентацию, но его перебили:

— Не надо, я догадался, - криво улыбнулся Томлинсон.

Малик был удивлен, что Луи не рвал и не метал, не ругался, не злился, не отталкивал. Он смотрел в глаза парню и редко бесшумно открывал рот, собираясь что-то сказать, но его голос так и не нарушил тишину комнаты. И Малик не мог терпеть этого молчания, этого спокойствия. Он уже давно подготовил себя к ярости и игнорированию, но никак не к сожалению. Вытерпеть эти печальные взгляды и особое, осторожное отношение Зейн не мог даже теоритически. Самое худшее, когда тебя жалеют. Причисляют к "другим", неполноценным, будто единственное, чего ты заслуживаешь – это жалость и еще раз жалость. Лучше ненависть, честное слово. И парень был готов сделать что угодно, лишь бы сожаление превратилось в ненависть. И он не придумал ничего лучше, кроме как резко притянуть друга за шею и впиться губами в его губы. Зейн грубо целовал Луи и прижимал его к себе, не давая оторваться. Но Томлинсон даже не пытался вырваться, просто стоял, как столб, не отвечая на поцелуй, но и не отталкивая Малика. Поэтому пакистанец оторвался сам и ждал злости, отвращения, этой желанной ненависти. Однако англичанин, будто на зло, не промолвил ни слова. Он хлопал широко открытыми глазами и жадно вдыхал воздух. Зейн терял терпение и, чувствуя себя полным кретином, закричал:

— Господи, парень, что с тобой?! Давай, кричи, ругайся, бей меня, плачь хотя бы! Хоть что-нибудь, только не молчи!

Томмо слегка нахмурился от громкого голоса друга, а потом медленно неуверенно поднял руку и, пальцами коснувшись щеки Малика, поцеловал в ответ. Сказать, что Зейн был в растерянности, - не сказать ничего. Какое-то время он просто пытался осознать, что происходит. Разум был затуманен и отказывался собирать мысли в кучу. Единственное, что приходило на ум: все это – злая шутка, Луи издевается. Парень резко оттолкнул друга и запустил руку в свои волосы:

— Ты что творишь, идиот?

— А ты? – тихо хриплым голосом ответил Томлинсон, облизывая губы. И Малик не знал, что ответить. Он мечтал об этом забавном парне с обворожительной улыбкой уже несколько месяцев и не мог просто так отвернуться от него именно сейчас. Зейн снова впился поцелуем в мягкие губы Луи, запуская язык в его рот, руками обхватил талию и прижался к нему еще ближе. Англичанин обвил шею парня, медленно опускаясь спиной на бильярдный стол и затягивая за собой Малика. Он совершенно не понимал, что творил, но точно мог сказать, что, когда Зейн поцеловал его, парень почувствовал какое-то запретное чувство азарта. Именно то, чего ему так сильно не хватало в повседневной жизни. И поэтому Томлинсон решил рискнуть, позволить Малику делать все, что он захочет. И Зейн не терял возможности воспользоваться этим шансом. Он залез на стол и прервал поцелуй, нависая над другом.

— Что происходит? – заторможено прошептал он, тяжело дыша. – Ты сводишь меня с ума, Томлинсон. Если ты сейчас же не убежишь, ты рискуешь. Я не сдержусь. Ты же натурал, идиот, уходи. – Парень не хотел этого говорить, совсем не хотел, но он не мог воспользоваться временным замешательством друга и навсегда испортить их отношения.

— Замолчи и поцелуй меня, - приказным тоном ответил Луи, не двигаясь, лишь прожигая Малика взглядом. Парень не повиновался, и тогда, шумно сглотнув, англичанин притянул к себе лицо Зейна и прошептал в губы: - Ну вот, говорил же, что ты упрямый. Штаны снимай.

Томлинсон засмеялся и нежно поцеловал своего уже больше чем друга, запуская руку в его волосы.

________________________

might be continued…