А в самом конце Войны, Сталину пришлось вести переговоры со скользким и хитрым типом по имени Уинстон Черчилль, то есть тогдашним премьером Британии, страны-союзницы, которая принимала участие в Войне, и по оценкам историков, её вклад в Победу был примерно равен пяти процентам усилий и средств, которые были приложены, в общей сложности, союзными странами, в то время как вклад Советского Союза, в Победу Второй Мировой, был более семидесяти процентов, а на основном фронте Войны, то есть на восточном, где судьба мира и решалось — все сто процентов.
Но Черчилль очень хотел лишить СССР части завоеваний, хотел уменьшить его роль в послевоенном влиянии на судьбы Европы, и когда в Ялте, а затем в Потсдаме решался вопрос послевоенных границ, Черчилль всё юлил, всё хотел предложить такие схемы, чтоб Англия имела свои марионеточные режимы в регионе Балкан и Восточной Европы, но как минимум, стремился не допустить расширения границ СССР.
Когда же Сталин решил объединить все западнорусские земли в составе Украинской республики, отдать под юрисдикцию Киева и Галицию, и Волынь, и Львовщину, то есть создать ту Украину, которая и есть сейчас, то Черчилль всё суетился, всё убеждал прочертить границу восточнее.
-Ну как же Львов может входить в состав Украины, — говорил он, — ведь этот город уже давным-давно принадлежал другим странам, то Польше, то Австрии, ведь Львов-то русским и не был, эти земли уже тысячу лет вам не принадлежат.
-Львов, может и не был, — ответил Сталин, подумав, — а вот Варшава была, причём совсем недавно.