В тот день мы вели себя как обычно. Позавтракали. Поохотились, порыбачили, насобирали ягод. Болтали о городских событиях. Обо всем подряд. Только не о нас двоих. Не о его новой жизни шахтера, не о моей – на арене. Уже у дыры в ограждении, проделанной поблизости от Котла, я подумала, даже поверила, что все еще будет по-прежнему. Что мы сможем жить, как раньше. Добычу я, разумеется, отдала Гейлу, ведь у нас теперь было вдоволь еды. В Котел идти отказалась, хотя хотелось ужасно: все-таки мама и Прим до сих пор не имели понятия, где меня носит. Потом вызвалась ежедневно проверять ловушки. И вдруг он взял мое лицо в ладони – и поцеловал. Я растерялась. Казалось бы, после стольких лет вместе мне было известно все о его губах: как они улыбаются, говорят и грустят. Но я даже не представляла себе, какое тепло заструится от них по моим, когда наши губы встретятся. Или как эти руки, создавшие множество хитрых ловушек, легко могут обхватить меня. Смутно помню: вроде бы я издала негромкий гортанный звук и крепко сжала пальцы у него на груди. Тут Гейл отпустил меня и сказал:

– Я не мог этого не сделать. Хотя бы раз.