Однажды, когда мне было пять, волей случая, я столкнулась с четырнадцатилетней девочкой. Не буду рассказывать, при каких обстоятельствах, это не так важно. Она была очень худенькой, с тоненькими ручками и синяками под глазами. У нас даже сохранилась ее фотография. Маленькая, тощая, в пушистом свитере и с очень грустными глазами. Так вот, тогда моя мама попросила нарисовать нас свою жизнь. Я была слишком маленькой для чего-то очень осмысленного, поэтому нарисовала садик, маму и что-то в этом духе. А потом я увидела ее рисунок. Это было красиво, я тогда восхитилась ее умением. Однако, рисунок был не таким, каким должен быть рисунок четырнадцатилетней девочки. Он был нарисован красной ручкой, то ли потому, что карандаши были заняты мной, то ли потому, что она правда такой однотонной видела свою жизнь.  Там была нарисована роза. Колючая, распустившаяся, с шипами. Но все лепестки были пришиты к стеблю, и половина уже отрывалась. Они были заштопаны по многу раз, но все равно, большинство из них были рваными. Стебель у нее был темным и поломанным, но шипы были грубыми и казались угрожающими.  В общем, впечатления странные. Наверное, я запомнила этот рисунок навсегда. И ее, Ангелочка. Моя мама ее так называла. Тогда я поняла, что не хочу, чтобы моя жизнь была такой. Тем более в четырнадцать лет. Я не понимала одного: почему ее жизнь стала такой. Но, когда я подросла, мне было около тринадцати, мама однажды вспомнила ее. И все мне рассказала.   Я навсегда для себя решила, что со мной такого не случится. Такого не должно быть ни с кем. Но каждый сам делает свой выбор. Каждая жизнь должна быть целой. Не с оторванными лепестками. По крайней мере, мы сами не должны отрывать их от себя.