В свои 14 я впервые влюбилась, как это обычно и бывает с глупышками подобного возраста. Я влюбилась так, как влюбляются настоящие дуры: полностью потеряв саму себя. Но и в этот раз я не могла выбрать ничего лучше, чем влюбится в человека с психическими отклонениями, а потом, как оказалось, еще и наркомана. И я готова была простить ему все это, выхаживать его, быть с ним до самого конца, на самом деле была готова. Да и до сих пор готова, в общем-то. Кончилось это все его смертью. Сказать, что я не оправилась-ничего не сказать.

Я до сих пор его люблю. Иногда я замечаю, что в тех или иных вещах, словах, юношах, наконец-везде ищу его. И, конечно, не нахожу. Просто потому, что его больше нет.

Фрустрация мешает мне мыслить, я рушу отношения снова и снова с убежденностью в том, что это то, что мне нужно.
Но на самом деле я не знаю, так ли это.

На самом деле я вообще не знаю, нужно ли мне говорить об этом.
Я ничего не знаю.

В моем рюкзаке всегда есть конфеты. Обычно-мятные, но могут быть разные. Это всегда леденцы. По одной простой причине. Каждый раз, когда мы виделись, он насыпал мне в сумку конфет. Потому что он любил мятные леденцы, и я полюбила их тоже.

Зачем-то я снова и снова ищу свое прошлое. Я знаю, что оно уже не принесет мне ничего, кроме новых и новых разочарований. Но желание напороться на него и этой болью освежить воспоминания сильно. Порой даже намного сильнее моего здравомыслия, за которое меня все так любят хвалить.

Потребность вечно жаловаться-это потребность непрестранно бередить рану.