Глава 13. Угрызения; любовь.
В шоковом состоянии я встал с постели и пошел в свою маленькую гардеробную.
Гардероб представлял собой небольшую комнату, по всему периметру обвешенную одеждой, которая была на штангах. Здесь была куча разнообразнейших вещей; в основном это были сценические костюмы, которые я уже не носил года два. В комнате было мало повседневной одежды. Зарытой оказалась моя «гримерка»: я в шутку так называл свое зеркало и кучу косметики, лежавшей в тумбе. Раздвинув вещи, я захотел все сделать как раньше. Мне захотелось дико накраситься, как тогда, как в те времена. Я жирно подвел черным карандашом глаза, наложил на свое лицо несколько слоев тонального крема, накрасил ресницы и повернулся к одежде. Передо мной было столько вещей, столько эпатажных костюмов, что просто глаза разбегались. Я решил не экспериментировать и надел черную рубашку, джинсы и серебряные кеды.
Убедившись, что все отлично я пошел в спальню и открыл окно. В комнату ворвался легкий весенний и сладкий ветер. В спальне запахло цветами и солнцем, гревшем все улочки Берлина. Выглянув во двор, я увидел Тома, сидящего на скамейке. Он вздыхал и смотрел на небо. Заметив меня, парень поспешил удалиться. Все тело подсказало: «Надо бежать».
Я, не захлопнув двери, выбежал во двор, несколько раз спотыкнувшись на лестнице. Тома там уже не было. Пробежав через улицу, я бросился в незнакомый переулок, пробежал по нескольким дворам, завернул в сомнительную улицу, прошел два квартала домов и вдруг оказался напротив парка рядом с домом. Я захотел пойти туда на то место, где я познакомился с Леной. Парк пустовал. Почти никого не было в тот миг. На улице было достаточно холодно (куртку то я не взял! Выбежал как угорелый), но возвращаться я не стал. Пройдя по парку, я совсем замерз, но почему-то не хотел уходить. Я присел на скамейку и ощутил небывалое жжение в груди. Мне показалось на миг, что я горю. В голове как-то помутнело и мне стало совсем плохо. Подул сильный холодный ветер, заставивший меня продрогнуть. Вместе со жжением я чувствовал сильнейшие удары сердца в груди. Я сложился пополам и уперся носом в коленки.
-Господи, что происходит? Почему мне так плохо? - прошептал я.
Внезапно я понял, что кто-то стоит рядом со мной. Через боль я поднял голову и обомлел.
-Том? – слабым голосом протянул я, - Что ты здесь делаешь?
Он не проронил ни слова, только смотрел и уныло вздыхал. Я не мог долго смотреть на него и снова опустил голову.
Вот теперь мне стало просто чудовищно больно. Внутри будто что-то переклинило, зажало. Мои пальцы слегка посинели и похолодели. Я совсем замерз. Том слегка дотронулся до моих рук и сказал:
-Ты совсем замерз, думаю, тебе нужно идти домой. Не мучь ни меня, ни себя.
Он развернулся и ушел.
Я ошибался. Этот восемнадцатилетний ребенок рассуждает и понимает все не хуже меня. Боже, мне нужно домой… Сейчас же. Немедленно.
Я встал со скамьи и повернулся в сторону Тома. Парень шел, опустив голову, шаркая ногами, натыкаясь на редких прохожих. Я вздохнул и пошел прочь из парка с опустошающими воплями в груди.
Переходя улицу, я ощутил капли дождя на своей голове. Через мгновение дождь полил с невероятной силой. Конечно же, я моментально промок. Домой я, как ни странно не спешил. Я шел по улицам, наполняющимся дождем, с одним желанием – проснуться. Я желал всем сердцем, что бы этот кошмар оказался простым сном, всего лишь фантазией. Мое тело, будто под большой дозой героина доплелось до дома, через слабость и боль взобралось на четвертый этаж, открыло не запертую квартиру и ввалилось туда. Я медленно опустился на колени, закрыв руками лицо, и издал душераздирающий вопль. Истерика взыграла во мне. Любовь. Это ужасное ощущение бабочек в животе.
В одну сотую секунды до меня дошло, что я никогда в своей жизни не любил по-настоящему. Я никогда не переживал такие бурные чувства. Я любил за что-то: за деньги, власть, красоту, голос, глаза. Но я никогда не любил душу, не приходилось мне постигнуть этого чувства. Все силы, которые отводились на любовь, я оставлял на сцене. Там остались все мои попытки любить, любить так, как любил мой отец. Любить всеми клеточками тела голос, глаза, душу, ласки, тело. Отца захватывала любовь и накрывала с головой. Но меня, увы, нет. Сцена забирала мое время, а я ночами не спал, только чтобы снова и снова завораживать голосом стоящих внизу людей. Меня любили, я их ненавидел. Я ненавидел орущих поклонниц, меня раздражали девушки, сторожащие меня у черного входа, но сцену я обожал. И сейчас обожаю. За один концерт я готов был продать все, даже себя, только бы спеть, только бы постоять на сцене.
Весь день и вечер, почти до глубокой ночи, я провел время на коленях в прихожей, беспрестанно рыдая. О, боже, для чего придумали любовь? Я мучался, я мучался как дитя, я с ума сходил. Сердце давило на ребра, легкие, на душу… Помню, я упал на кровать, распахнув перед этим окно, и заснул до утра.
