Я бы дал ей лет двадцать пять, не больше. Одинокая шатенка, бросающая полные усталости и безразличия взгляды на собравшихся в баре.
Выражение ее лица, жесты, все, вплоть до интонаций ее голоса когда она заказывала очередной коктейль, все решительно кричало об отвращении к этому месту.
Пожалуй, она была бы рада сбежать отсюда, вот только некуда ей было идти.
Да и сил-то для побега у нее совсем не осталось, на что красноречиво указывало ее измученное, полное некой пугающей отстраненности лицо.
В ее бокале плескались воспоминания, полные горечи мысли о беззаботных днях юности.
Она с головой окуналась в этот омут, и тяжелый камень разочарований и обид, ею же привязанный к собственной шее — неуклонно тянул ее на самое дно.
Дверь в баре не знала покоя, время от времени выпуская на свободу захмелевших обывателей, взамен с улицы приглашая лишь теплый сентябрьский воздух.
Девушка смотрела вслед уходящим, но уже без злобы, без сожаления.
Она была порядком пьяна, и теперь не люди занимали ее, но скорее дверь, которая, как ей казалось, окончательно слилась со стеной.
Вокруг нее сужалось пространство, но это уже не имело никакого значения.