Я сбрасываю туфли и забираюсь в кровать прямо в одежде. Дрожь не проходит. Возможно, она меня и не помнит. Нет, зачем себя обманывать. Нельзя забыть того, кто был твоей последней надеждой. Я натягиваю одеяло на голову, надеясь спрятаться от взгляда рыжеволосой немой девушки, взгляда, проникающего сквозь двери и стены. Будет ли она рада видеть, как я умираю?

— Ты хочешь сказать, что не станешь убивать? - спрашиваю я. - Стану. Когда придет время, я буду убивать, как любой другой. Я не смогу уйти без боя. Я только… хочу как-то показать Капитолию, что не принадлежу ему. Что я больше чем пешка в его Играх. - Ты не больше, - возражаю я. - Как и все остальные. В этом суть Игр. - Ладно, пусть так. Но внутри них ты - это ты, а я - это я, - не унимается он. - Ты понимаешь? - Немного. Только… не обижайся, Пит, кому до этого есть дело? - Мне. Что еще в моей власти? О чем еще я могу позаботиться в такой ситуации?! - сердится Пит.

Впервые мы целуемся по-настоящему. Никто из нас не мучается от боли, не обессилен и не лежит без сознания; наши губы не горят от лихорадки и не немеют от холода. Впервые поцелуй пробуждает у меня в груди какое-то особенное чувство, теплое и захватывающее. Впервые один поцелуй заставляет меня ждать следующего. А его нет. Точнее, есть, но совсем легкий, в кончик носа, потому что Пит отвлекся на другое. – Кажется, у тебя опять кровь. Иди ложись. И вообще уже пора спать, – говорит он.

— На счет три, - говорит он. Мы становимся спиной друг к другу, крепко сцепляем свободные руки. - Покажи их. Пусть все видят, - просит Пит. Я раскрываю ладонь; темные ягоды блестят на солнце. Другой ладонью сжимаю руку Пита, как сигнал и как прощание, и начинаю считать: - Один. - Вдруг я ошибаюсь? -Два. - Вдруг им все равно, если мы умрем оба? - Три! Обратной дороги нет. Я подношу ладонь ко рту и бросаю последний взгляд на мир. Ягоды едва попадают мне на язык, и тут начинают греметь трубы.

Сьюзен Коллинз - "Голодные игры"