Лучше тебе не знать из каких
глубин
добывают энергию те, кто
отчаянно нелюбим,
кто всегда одинок словно Белый
Бим
Черное ухо;
как челюскинец среди льдин -
на пределе слуха -
сквозь шумной толпы прибой
различить пытается хоть
малейший сбой
в том как ровно, спокойно, глухо
бьется сердце в чужой груди.
Лучше тебе не знать из каких
веществ
обретают счастье, когда тех
существ,
чье тепло столь необходимо,
нету рядом; как даже за барной
стойкой
одиночество неубиваемо
настолько,
настолько цело и невредимо,
что совсем без разницы сколько
и что ты пьешь -
ни за что на свете вкуса не
разберешь,
абсолютно все оказывается
едино;
и не важно по какому пути
пойдешь,
одиночество будет необходимо,
в смысле - никак его не
обойдешь.
Лучше тебе не знать из каких
ночей
выживают те, кто давно ничей;
как из тусклых звезд, скупо
мерцающих над столицей,
выгребают тепло себе по
крупицам,
чтоб хоть как-то дожить до
утра;
лучше не знать как им порой не
спится,
тем, кто умеет читать по лицам
-
по любимым лицам! -
предстоящий прогноз утрат.
Тем, кто действительно будет
рад,
если получится ошибиться.
Лучше тебе не знать тишины,
говорить, не снижая тона,
лишь бы не слышать в толпе
повсеместного стона:
чем я ему так нехороша?
чем я ей столь не угоден?
Громкость - самая забористая
анаша,
лучшая из иллюзий, что ты
свободен;
и ещё – научись беседовать о
погоде,
способ всегда прокатывает, хоть
и не нов,
чтоб любой разговор вести не
спеша,
лишь бы не знать из каких
притонов - самых безрадостных
снов -
по утрам вытаскивается душа.
Лучше тебе не видеть всех этих
затертых пленок,
поцарапанных фотографий -
потому что зрачок острее чем
бритва;
лучше не знать механизм
человеческих шестеренок,
у которых нарушен трафик,
у которых не жизнь, а сплошная
битва -
и никто не метит попасть в
ветераны:
потому что их не спасет ни одна
молитва,
никакой доктор Хаус не вылечит
эти раны.
Лучше тебе не знать ничего о
них, кроме
факта, что те, кто всегда живут
на изломе,
отлично владеют собой и не
смотрятся лживо,
если хохочут, будто закадровым
смехом в ситкоме;
что те, кто всегда веселы, и
ярко сияют, и выглядят живо –
на деле
давно
пребывают
в коме.