Сзади, вцепившись в меня, как клещами, своими тонкими ручонками, исступленно кричит Прим: - Нет, Китнисс! Нет! Не ходи! - Прим, пусти! - грубо приказываю я, потому что сама боюсь не выдержать и расплакаться. Когда вечером Жатву будут повторять по телевизору, все увидят мои слезы и решат, что я легкая мишень, слабачка. Нет уж, дудки! Никому не хочу доставлять такого удовольствия. - Пусти! Кто-то оттаскивает Прим от меня, я оборачиваюсь и вижу, как она брыкается на руках у Гейла. - Давай, Кискисс, иди, - говорит он напряженным от волнения голосом и уносит Прим к маме. Я стискиваю зубы и поднимаюсь на сцену. - Браво! Вот он, дух Игр! - ликует Эффи, довольная, что и в ее дистрикте случилось наконец что-то достойное. - Как тебя зовут? Я с трудом сглатываю комок в горле и произношу: - Китнисс Эвердин. - Держу пари, это твоя сестра. Не дадим ей увести славу у тебя из-под носа, верно? Давайте все вместе поприветствуем нового трибута! - заливается Эффи. К великой чести жителей Дистрикта-12, ни один из них не зааплодировал. Даже те, кто принимал ставки, кому давно на всех наплевать. Многие, наверно, знают меня по рынку, или знали моего отца, а кто-то встречал Прим и не мог не проникнуться к ней симпатией. Я стою ни жива, ни мертва, пока многотысячная толпа застывает в единственно доступном нам акте своеволия - молчании. Молчании, которое лучше всяких слов говорит: мы не согласны, мы не на вашей стороне, это несправедливо.
Сьюзен Коллинз - "Голодные игры"