Крыша не освещена, но, едва ступив босыми ногами на плитки, я вижу его силуэт, черный на фоне огней, ночи напролет освещающих Капитолий. Внизу, на улицах, празднуют: раздаются музыка и пение, автомобильные гудки - ничего этого я не слышала за толстыми оконными стеклами у себя в комнате. Я могла бы улизнуть незамеченной: за таким шумом он бы ничего не услышал. Ночной воздух так сладок, что я даже думать не хочу о том, чтобы возвратиться в душную клетку комнаты. Да и какая разница, поговорим мы или нет? Я неслышно переступаю ногами по плиткам, останавливаюсь в двух шагах позади Пита и говорю: - Тебе следовало бы поспать. Пит вздрагивает, но не оборачивается. Я вижу, как он слегка качает головой: - Не хочу пропустить праздник. В конце концов, он в нашу честь. Я встаю рядом с ним и опираюсь на ограждение. Широкие улицы забиты танцующими людьми. Сощурившись, я пытаюсь разглядеть их получше. - У них маскарад? - Кто их знает? Они так одеваются, будто всегда маскарад, - отвечает Пит. - Что, тоже не спится?
— Да, лезут разные мысли в голову. - О семье. - Нет, - сознаюсь я немного виновато. - Не могу думать ни о чем, кроме завтрашнего дня. Глупо, конечно. В уличном свете я вижу его лицо, и как неловко он держит перебинтованные руки. - Мне жаль, что так вышло. С руками. - Не важно, Китнисс, - отвечает он. - Так или иначе, долго я не продержусь. - Нельзя так себя настраивать. - Почему? Это правда. Все, на что я надеюсь, это не опозориться и… - Он колеблется. - И что? - Не могу точно выразить. Я… хочу умереть самим собой. Понятно? Я качаю головой. Кем еще он может умереть? - Я не хочу, чтобы меня сломали. Превратили в чудовище, которым я никогда не был. Я закусываю губы, чувствуя себя приниженной. Пока я беспокоюсь о деревьях, Пит задумывается о том, как сохранить себя, чистоту своего «я» - Ты хочешь сказать, что не станешь убивать? - спрашиваю я. - Стану. Когда придет время, я буду убивать, как любой другой. Я не смогу уйти без боя. Я только… хочу как-то показать Капитолию, что не принадлежу ему. Что я больше чем пешка в его Играх. - Ты не больше, - возражаю я. - Как и все остальные. В этом суть Игр.
— Ладно, пусть так. Но внутри них ты - это ты, а я - это я, - не унимается он. - Ты понимаешь? - Немного. Только… не обижайся, Пит, кому до этого есть дело? - Мне. Что еще в моей власти? О чем еще я могу позаботиться в такой ситуации?! - сердится Пит. Я отступаю на шаг. - О том, что сказал Хеймитч. Чтобы выжить. Пит улыбается, печально и насмешливо: - Хорошо. Спасибо за совет, солнышко. Это покровительственное обращение, заимствованное у Хеймитча, словно пощечина. - Что ж, хочешь провести последние часы жизни за размышлениями, как бы поблагороднее умереть на арене, - это твой выбор. Я собираюсь прожить свою жизнь в Дистрикте-12! - Меня бы не удивило, если бы тебе это удалось, - отвечает Пит. - Передавай привет моей матери, когда вернешься, хорошо? - Заметано.. Я разворачиваюсь и ухожу. Остаток ночи я провожу в полудреме, представляя, как язвительно буду разговаривать завтра утром с Питом Мелларком. Посмотрим, каким благородным он окажется, когда посмотрит в глаза смерти. Возможно, станет одним из тех полулюдей, которые, убив соперника, съедают его сердце. На арене нет ни правил, ни ограничений, но поскольку каннибализм непривлекателен для капитолийской аудитории, его пресекают.
Сьюзен Коллинз - "Голодные игры"