Я когда-то умру, мы когда-то всегда умираем,
Как бы так угадать, чтоб не сам, чтобы в спину ножом.
Убиенных щадят, отпевают и балуют Раем,
Не скажу про живых, а покойников мы бережем.
В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок,
И ударит душа на ворованных клячах в галоп.
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Прискакали, гляжу пред очами не райское что-то,
Неродящий пустырь и сплошное ничто, беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап, тысяч пять на коленях сидел.
Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом,
Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел.
Седовласый старик слишком долго возился с засовом
И кряхтел и ворчал, и не смог отворить, и ушел.
И измученный люд, не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва, нас встречают малиновым звоном!
Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел.
Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?
Мне, чтоб были друзья, да жена чтобы пала на гроб,
Ну а я уж для них наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых,
Это Петр Святой, Он апостол, а Я остолоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженных яблок,
Но сады сторожат, и убит я без промаха в лоб.
И погнал я коней прочь от мест этих гнилых и зяблых,
Кони просят овсу, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок,
Для тебя привезу, ты меня и из рая ждала!