Мемуары Патти Смит о ее жизни с великим фотографом Робертом Мэпплторпом. Книга увидела свет в 2010 году. В книге Патти рисует глубокий портрет Нью-Йорка конца шестидесятых - начала семидесятых. Встречи с поэтами и известными рок-звездами, и их влияние на творчество самой Патти.
Эта книга - признание в любви к ушедшему другу.
Я провела прекрасный день с этой книгой. Так красиво написано..Как стихи, только в прозе.
Кто такая Патти Смит? «Слишком талантливая, чтобы оставаться в тени, слишком независимая, чтобы заискивать перед модой, слишком самобытная, чтобы вызывать повальное восхищение, » Патти - американская рок-певица и поэт. Альбомы и книги стихов «крестной мамы панк-рока» вдохновили не одно поколение музыкантов.
Меня никто не ждал. Меня ждал весь мир.
Произведения художника - это и есть его материальное тело. Тело, которое не чахнет. Тело, которое люди судить не властны, ведь искусство поет о Боге и, по большому счету, только Ему и принадлежит.
Река текла по узкому руслу, а потом широко разливалась, и там, на глади лагуны, я увидела особенное чудо: платье из белых перьев, тянется вверх длинная изогнутая шея. «Лебедь», - сказала мама, заметив мой восторг. Существо рассекло блестящие воды хлопая крыльями, пока не взмыло в небо. Его имя ни капельки не выражало его великолепия, не передавало чувств, которые во мне всколыхнулись. Во мне проснулась потребность, которой я даже названия не знала - желание рассказать о лебеде, о том, какой он белый, как движется, словно взрываясь на ходу, как медленно всплескивает крыльями. Лебедь слился с небом, а я никак не могла подобрать слова, чтобы описать свое впечатление. «Лебедь», - недовольно повторила я, и в груди у меня защемило: зародилось непонятное томление, незаметное ни прохожим, ни матери, ни деревьям, ни облакам.
По вечерам мы гуляли. Иногда удавалось заметить в небе Венеру. Звезду пастухов, звезду любви. Роберт звал её «Наша синяя любовь».
И вот в зале, глядя на Джими Мориссона, я поймала себя на неожиданной реакции. Все вокруг словно погрузились в транс, я же почувствовала себя бесстрастным зорким наблюдателем - спокойно фиксировала у себя в голове каждое движение вокалиста. Это ощущение запомнилось мне намного отчетлевее, чем сам концерт…Я чувствовала духовное родство с Мориссоном и в то же время презирала его. Ощущала: он одновременно зажат и непоколебимо в себе уверен. От него исходила аура красоты пополам с самобичеванием и мистическими страданиями.
Я боялась что в прошлое нет возврата, а нам придется лишь сновать взад-вперед, точно детям паромщика, между берегами нашей реки слез. А меня тянуло в путешествия: в Париж, в Самараканд, в Египет, подальше от него, подальше от нас. У Роберта тоже был свой путь. Ему все равно пришлось бы оставить меня в прошлом - другого выхода не было.
Играя в «Острове», я пришла к мысли, что создана для сцены. Я никогда не испытывала мандража перед своим выходом, любила провацировать зрителей на реакцию. Но тогда же я сказала себе «Запомни, в актрисы ты не годишься». По мне, актерская доля - все равно что солдатская: нужно жертвовать собой ради высшего блага. Верить в дело, которому служат. А из меня актриса не получилась6 я просто не могла в достаточной мере поступиться своей личностью.
Я одновременно разбрасывалась и увязала: ворохи незаконченных песен, заброшенных стихов. Заходила далеко, насколько хватало сил, но натыкалась на стену своего воображаемого несовершенства. И вдруг повстречала человека, который поделился со мной своим секретом. Секрет был очень прост: уперся в стену - проломи её ногой.
У моря, где Бог разлит везде, я постепенно успокоилась. Стояла и смотрела на небо. Облака рафаэловских оттенков. Цвет раненой розы. Меня осенило, что эти облака - кисти Рафаэля собственной персоной. Ты его увидишь. Ты его узнаешь. По почерку ты узнаешь его. Когда ко мне пришли эти слова я поняла, что однажды увижу небо, нарисованное рукой Роберта.