(статья моя из студ.журнала "Улитка")
мне было 16 - и Тайлер Дёрдан учил меня делать бомбу.
мне было 16 - и малыш Алекс учил меня слушать Бетховена.
мне было 16 - и Сартр учил меня сдерживать Тошноту.
Летов учил меня держать в узде свой звериный гнев, Янка учила плакать. СашБаш - не хуже Христа - учил меня всепрощению и вселюбви.
и только люди учили меня умирать.
Раз за разом - сотни маленьких смертей в день - поэтому я научилась постоянно ходить в плеере, читать по губам и никому не верить.
Мне было 17 и я научилась врать - врать красиво и патетично, со светом в глазах, врать напропалую, от души - врать, что бы никто не залез, своими грязными руками, ко мне в душу - врать, что бы остаться собой.
Мне было 17 и я научилась бояться - боятся своей внешности, своих интересов - когда первый раз меня избили восемь человек и вывихнули мне челюсть.
За синие волосы и фенечки на руках.
В 17 я ушла на трассу.
Это был мой собственный побег из Шаушинка, моя собственная Линия, которую я разглядела - водилы научили меня не спать сутками, есть раз в три дня, они научили меня любить свою страну и ненавидеть дороги.
От них я научилась курить гашиш и пить красное вино.
А ещё именно в кабине очередной фуры я полюбила стихи Маяковского - водитель читал мне их - дядька лет 40ка, рабочий класс, никаких намёков на интеллигентность.
мне было 18 и я научилась боятся смерти. Своей смерти. Это так круто и пафосно рассуждать о ней, когда ты не чувствуешь её ледяного дыхания прямо в затылок, но стоит Смерти подойти к тебе чуть ближе - и ты превращаешься в трясущегося хомячка. Однажды меня вышвырнули из фуры на полном ходу, и я провалялась в придорожной канаве часов восемь, прежде чем пришла в себя, потом долго отмывалась в ледяной речке и плакала от боли и обиды.
Сутки отлёживалась в палатке, пока меня не нашёл какой-то грибник. Он накормил меня Ролтоном и дал сигарет. Мне было 18 - и я научилась выживать.
Я приезжала в город - не важно какой - и шла с гитарой играть на проспектах и переходах, я научилась улыбаться всякому быдлу, научилась петь "Владимирский централ" и перестала котировать людей на "гопоту" и "нормальных», потому что однажды гопник Коля спас меня от группки нерусских, возжелавших любви и ласки.
А потом армянин Артур спасал меня от русского водителя дяди Миши, тоже захотевшего от меня нежности и понимания. Дяде Мише было лет под 60 и меня, потом долго рвало в урну от ужаса и отвращения.
Мне было 18 и я научилась любить промзоны и заброшки. Я сидела на них часами, курила, звонила маме из очередного непонятного города, успокаивала, говорила, что всё хорошо.
Я бросала институт. Ругалась с папой. снова уходила на трассу, уезжала, убегала от самой себя.
мне было 18.
и я боялась остаться одна.
Я боялась московского метро и лифтов, боялась брошенных в автобусе сумок, боялась снять шапку в транспорте, потому что под ней выбритый ирокез.
Однажды мне вырвали пирсинг из губы - добрые парни города Ельца - и я месяц не могла улыбаться.
Мне было 18.
Я закидывалась всякой гадостью, которая отключала сознание, а потом на отходняках я мечтала когда-нибудь написать об этом книгу.
о том как все мои сверстники - волки одиночки - из нас даже "надцатых" не вышло по той простой причине, что мы апаты и аполиты.
нам поровну. мы не то что бы маргинальны, нет.
Мы просто бездейственны от природы. Проигравшие, по умолчанию. Несумевшие по наитию.
Всё что мы можем - это постить в блог всякий мусор, восхищаться попой Джонни Деппа и заливаться вермутом по самые уши - мы можем работать на ненавистной работе, спать с нелюбимыми, можем учиться за деньги, можем ненавидеть своих родителей/политический строй/себя - но мы ничего не делаем.
Все эти поиски точки невозврата - сплошная муть - никогда и ни у кого из моих сверстников не хватит смелости разрушить собственную зону комфорта. Никто и никогда не отстрелит себе челюсть, не пойдёт бить надоевшие морды - никто из нас.
Мне 20.
и я научилась едкому цинизму и сарказму - это новый уровень защиты. новый виток апатии.
Мне 20 и я не то что бы ни знаю как жить дальше - я даже не хочу этого знать - мы называем это "жить одним днём" и строим на этом целую концепцию саморазрушения.
А на деле это трусость и лень.
Паразитизм.
мне 20 и я не то что бы плоха или глупа - я просто не вдохновлена.
просто я - не направлена.
мы называем это свободой выбора, а на деле это просто безынициативность и страх.
Мне 20 - и я ничего не могу. Я научилась так многому, но не могу ничего. Я просто плыву по течению, аполитична в стране, где после "как тебя зовут", спрашивают "а ты за кого"?, молчалива в мире, где нужно кричать, одинока в реальности, где Большой Брат следит за каждым.
Мне 20 - и я не знаю, чему ещё мне предстоит научиться.