ОН: В Польшу он прилетал еще дважды.
День поминовения усопших. Было чудовищно холодно, и лил дождь. На могилу Натальи он пошел поздно вечером. Почти что ночью. Он не желал кого-нибудь встретить там. Ему хотелось все ей рассказать. На ее могиле он бывал каждый вечер. Некоторые свечки не гасли целых три дня.
На могилу родителей он пошел вместе с семьей брата. Потом дома они пили чай с ромом, который он привез, и вспоминали. Письма от мамы. Каждый день. В течение пяти лет…
Потом он вернулся в Мюнхен и через несколько дней полетел в Принстон. Совместный проект с Варшавой был завершен.
Второй раз он прилетел на Рождество. Польский сочельник в доме брата. Было чудесно. Выпал снег. Они пошли на рождественскую службу. И он молился, чтобы прошла эта печаль. И страх. Потому что он боялся.
Он писал ей. Ничего не изменилось. Он писал каждый день. E-mail как вечерняя молитва. Береги себя, очень береги. Якуб.
ОНА: Она открыла глаза. Волосы были влажные от пота и слез, которые текли по щекам и скапливались на шее.
— Вы только взгляните, какой он большущий! — произнес молодой врач, поднося ей сына и заслоняя резкий свет лампы.
Она видела только смазанное сине-красной мазью тельце и огромную безволосую голову. Врач положил новорожденного ей на грудь.
Когда он ее зашивал, она почти ничего не чувствовала. Она прижала к себе ребенка и заплакала. Давно уже она так не плакала. Акушерка стирала ей со лба пот.
— Не плачьте. Все уже кончилось. У вас родился здоровый сын. У него большая головка, так что кое-что он вам разорвал, но зато он будет умным.
А молодой врач продолжая накладывать швы, сказал акушерке:
— Запишите. Время рождения: четыре часа восемь минут утра. После наложения швов дадите роженице что-нибудь посильней, чтобы она поспала до четырнадцати. На кормление только завтра ближе к вечеру.
Она проснулась, услышав голоса. В первый момент она не поняла, где находится. Но, приподняв голову, увидела: около кровати сидят ее родители и муж и улыбаются ей. Жутко болело в промежности. Она села, поправила волосы.
— Где он? — спросила она.
— Скоро его тебе принесут кормить, — ответила мама.
Муж встал и протянул ей букет красных гвоздик. Поцеловал ее в щеку.
— Марцин весит больше четырех с половиной килограммов. Я родился тоже очень большой.
Она резко выпрямилась. Больничная рубашка распахнулась, открыв набухшие молоком груди.
— Нет, имя у него будет Якуб, — тихо произнесла она.
Муж посмотрел на ее родителей, словно ища поддержки.
— Но мы говорили об этом, и мне казалось, что все согласились с именем Марцин.
— Да, говорили, но ни на чем не остановились. Марцин — всего лишь одно из имен, которое мы обсуждали.
— Но я считал, что все решено. И сегодня утром я дал в печать сообщение. Это стоит тысячу злотых. Менять я ничего не собираюсь. Уже слишком поздно.
— Да что это с тобой? — удивилась мама. — Марцин сейчас очень модное имя.
Она была не в силах слушать все это. Спустила ноги и сунула их в тапки. Несмотря на чудовищную боль, медленно подошла к шкафчику с одеждой около раковины. Вытащила из кармана пальто портмоне с деньгами. Принялась отсчитывать банкноты. Несколько злотых, не достающих до тысячи, набрала монетками. Вернулась на кровать. Положила перед мужем деньги и сказала:
— Вот тебе твоя тысяча. Моего сына будут звать Якуб. Слышишь? Якуб!
— Да что это с тобой? — вмешалась мать. — Перестань устраивать истерику.
— Не могли бы вы выйти и оставить меня одну? Все.
Они встали. Она слышала, как мама говорит отцу что-то о послеродовом шоке.
Больше она не плакала. Она легла. И была очень спокойная. Почти радостная. Смотрела на лежащие
на кровати цветы. Она не выносит гвоздики! Как он может этого не знать?!
Из полусна ее вырвала медсестра.
— Вы хотите покормить ребенка? — спросила она, держа в руках конверт, из которого торчала голова ее сына.
— Да. Хочу. Очень хочу.
Она села на постели. Открыла грудь. Благоговейно взяла конверт с ребенком. Тот широко открыл глаза. Она с улыбкой сказала ему:
— Якубек, я так скучала по тебе. Испуганный младенец заплакал.