Подожди, белка, не мешай!" Странно. Я только тут осознала, что он звал меня "белка"… А тот зайцем… А я в этот миг чувствовала себя кенгуру…
. "Мартирос, мне очень жаль, но у нас не будет Мартиросика". - "А что же будет?" - "Не знаю, - я за-крыла форточку, чтобы его не просквозило. - Может, Маша, а может, Ваня… Но это точно будет не Мартирос…" Он выгнал меня на улицу, чтобы не убить. Я гуляла под Сашиными окнами и в девять утра театр возобновился. "Саша, это я, Нина…" - "А-а…" - " Ты что, меня не узнаешь?" - "Я сплю". - "Ну, это та Нина… которой ты сказал, что рад… ну которая…" - "А-а…". - "Саша, а я ушла от мужа…" - "А-а… Зачем?.." Ха-ха-ха! Я хотела спросить его, почему же он был вчера так рад… Но даже своими тремя извилинами я вдруг сообразила, что, если тебе позвонят в два ночи - ты что хочешь ответишь, только чтобы дали спать… "Вчера я был не один", - сказал Саша… Странно, а мне не пришло это в голову! Ха-ха-ха. Ну что делать, если в голове - балалайка! Ха-ха-ха! "Знаешь, Нина… А что ты будешь делать с ребенком?" - "Рожу, Саша… Я даже маме сказала: "Мама, рожу! И собаку заведу, чтобы она этого ребенка сторожила"… Ха-ха-ха! Это такая реплика из отрывка, который мы играли на показе… - "А у меня одна знакомая действительно родила… И принесла его мне под дверь и положила… Но у нее не было машины, а у меня была… И когда она возвратилась под свою дверь - ребенок уже ждал там ее. Ха-ха-ха!.." - "Ха-ха-ха! У меня тоже нет машины… "
О н а. Я никогда от него не уходила. Тысячу раз мечтала… Но всегда уходил он. Уходил, когда хотел. И возвращался, когда хотел. Вру… один разок… все-таки удалось! Это… уже после Мартироса… когда он встретил меня… в третий раз… в разгаре моей губительной красоты… Ха-ха-ха! Я думала тогда, что он даже полюбил меня… Ведь должно быть что-то… что он называл любовью? Сказала глупость! Ха-ха-ха! Короче, романтическая реваншистка, я заставила его поехать со мной на юг… в тот самый город, где был зачат убиенный зародыш. К той самой вечной воде… Проклятой воде, где я его всегда любила. Собачка у булочной… Правда, когда мы приехали, он сразу страшно запил. Оказалось, он приехал не со мной - к воде. Он приехал - пить… На море он так и не вышел. Кого только он не приводил тогда в дом: бродячих котов, от которых я покрывалась лишаем… каких-то забулдыг с пляжа… В тот день он отдыхал в саду за столом с очередными друзьями. И я, не говоря ни слова, собрала вещи и рванула в Москву… Я пять дней жила в Москве. Точнее, заставила себя жить… На шестой день, погибая от нежности, от раскаяния - он ведь не знал, где я, он умирал от страха! - я прилетела обратно. Была ночь… Но я на попутке все-таки добралась! Уже предчувствуя радость примирения, я подошла к забору. Посредине двора стоял тот же стол. Те же люди сидели за теми же бутылками в тех же позах. Когда я вошла, он спросил: "У тебя, случаем, нет сигарет? У нас все кончилось!" Ха-ха-ха! Он… не заметил!! Ха-ха-ха-ха!
Стоит у твоей машины и навзрыд рыдает. Оказывается, она уже представила: как ты на нее наехал, как вы познакомились, как ты в нее влюбился, как соблазнил и устроил в театральное, как потом бросил… и как она от тебя родила ребенка… Пока рыдала, она даже успела придумать ему имя…
Так вот: отец этой Полищучки - военный. У него, естественно, был револьвер… и еще была зажигалка в виде револьвера… Ну вот, Вика Полищук их и подменила… И когда аферист попросил прикурить, она спокойно пристрелила его, как барана… Но убить, как я говорила, не проблема - вопрос, куда деть труп? Вика Полищук завернула труп в ковер и решила отвезти в Крым, на дачу и там закопать… Она положила ковер сверху, на багажник, на крышу, но по дороге, недалеко от Харькова, пока она ходила в "Гастроном" покупать пепси, ковер сперли!
И вот выходим мы с Витей-художником из ресторана, ловим такси, ехать домой, в наш чертов квартал одинаковых домов - изменять тебе! Такси, естественно, нет… Поэтому плетемся от метро пешком - и вдруг у самого дома он говорит: "А где твоя косынка?" Ну - чуткий! чуткий! Вижу, потеряла! А он говорит: "Ничего, я отыщу твою косынку". Страшно деликатный… Ну - художник! А я рада-радешенька: думаю, пока Витя будет искать косынку, я переоденусь и, главное, морально подготовлюсь к измене. И вот я поднимаюсь к себе… и жду, жду… А Вити - нету. Я жду! А Вити - нету! Я жду, жду! И нету… А он даже моего телефона не знает!О н. Ну понятно, на улице познакомились!О н а (будто не слыша). И тут я понимаю, что он - моя судьба - заблудился! Он. Витя - художник, мне предназначенный, - заблудился! Эти одинаковые, чертовы дома! А он такой… деликатный! Где ж ему меня найти! И тогда я открываю окно и начинаю его звать. Я кричу в ночь: "Витя! Художник! Я здесь! Я - Нина! Витя! Художник!" И так всю ночь! Ни черта не пришел! Всю ночь орала!
Понимаешь, его беда была в том, что он видел ее всегда в любви - собачкой у булочной. Он не знал главного: как они рядышком - любовь и ненависть
И когда я увидела этот оплеванный гуманизм… Боже мой, вся моя прежняя нежность… вернулась… и кости посыпались на мостовую. Так он смог увезти ее. И возобновились их вечные отношения: хозяин и собачка у булочной! И он приходил к ней после очередного загула… и после ссоры с женой. Короче, приходил, когда хотел.
А она вечное дополнение к его бракам. Боже, как все у них тогда было легко и весело… Только жаль, что у нее в это время "проклюнулся возраст". Это предательское ощущение, когда уже не можешь легко и весело шастать по случайным квартирам и ночевать в каютах и на прогулочных пароходах. Это когда уже не веселит безбытность… и появляется… банальная жажда своего дома… то есть семьи и детей. Но… ему ничего этого не было с ней нужно. Вот отчего он очень обрадовался, когда узнал, что после… после убиения в ее чреве лже-Мартиросика - никогда не начнется в ней другая жизнь. И она не простила ему этой его радости. Вот здесь опять нужно включить пленку с тем смехом девочки… Ха-ха-ха… Ха-ха-ха… Ха-ха-ха… Она опять познала бешенство… И начались ее ссоры с ним по пустякам… Страшные ссоры… В тот день… Она с ним опять поссорилась - и он, счастливый своим правом от нее убежать, умчался куда-то. Она безумно ждала его звонка - но он позвонил ей только через два дня. Как она умирала эти два дня… Он сказал по телефону, что ему нужно приехать, забрать очередные кроссовки. Она ответила: "Не приезжай, я сама их тебе привезу". Так надо было ответить, чтобы показать, что она сердится. По правилам их ссор - он должен был все равно настаивать и приехать… Но он… охотно согласился встретиться на улице. И самое страшное - она почувствовала почти облегчение в его голосе.
В ее ухе… в ее ничем не примечательном, обычном ухе таился предательский кусочек кожи… Когда он дотрагивался до него губами - земля мчалась прочь из-под ее ног.
Иностранцу в чужой стране дают переводчика… Мы с вами мужчина и женщина. Нам переводчик нужен поболее, чем иностранцу…"
моя любимая https://www.radzinski.ru/books/monolog/