Николай Ге (1831–1894) «Что есть истина?»
Николай - русский живописец, мастер портретов, исторических и религиозных полотен.
Cовременникам живопись художника казалась слишком небрежной, тревожно-эмоциональной, а неожиданность и смелость композиционных решений принималась за ошибку. Н.Ге приближался к границе эстетических норм ХIХ века и разрушал их. Выставка предоставляет возможность увидеть творчество Н.Ге как уникальное целостное явление, где содержание и способы выражения органично взаимосвязаны и отвечают напряженным духовным, нравственным и идейным поискам второй половины XIX века.
Критики упрекали Н.Ге в том, что многие работы воспринимались незаконченными, хотя сам художник считал их завершенными. Задача выставки – снять этот негативный оттенок, осознав новаторство его художественного языка, опередившего свое время. Н.Ге, продолжатель романтической традиции, одновременно стоит у истоков экспрессионизма в русском искусстве. В экспозиции живопись объединена с корреспондирующей графикой, что позволяет понять логику развития идей художника, путь его эволюции. Именно в эскизах и этюдах впервые совершается прорыв в новую эстетику – эстетику протоэкспрессионизма.
Мне понравилось не так уж и много работ Ге, вот некоторые из них:
Кающийся грешник (1886)
Это один из полусотни крупноформатных рисунков Николая Ге, попавших в собрание Третьяковской галереи полгода назад и теперь впервые показанных российской публике на выставке «Что есть истина? Николай Ге». Рисунок иллюстрирует одноименный рассказ Льва Толстого, с которым Ге был дружен и чьи духовные поиски он разделял. Рассказ Толстого опирается на сатирическую притчу XVII века «Повесть о бражнике»: умерший грешник (в притче — бражник) у врат рая просит пустить его, указывая апостолам и ветхозаветным персонажам на их земные грехи, и добивается своего, напомнив Иоанну Богослову его заповедь о любви к ближнему. Толстой смещает акценты: вместо антиклерикальной сатиры у него получается рассказ о всепрощении, что и воплощает в своем рисунке Ге.
На выставке вообще было много иллюстраций к произведениям Толстого, в том числе и неопубликованных (например, рисунки для «Краткого изложения Евангелия» ;).
После смерти художника именно Толстой проявил заботу о его наследии и предложил Павлу Третьякову создать при галерее музей Ге. Но строительство музея затягивалось, и сын художника в 1900 году увез большую часть работ Ге с собой в Швейцарию, где передал коллекционеру и меценату Беатрисе де Ваттвилль.
Совесть. Иуда (1891)
Уже брошены ненужные тридцать сребреников, осталось только пойти и повеситься, покончив с этой загубленной жизнью….
Впереди тусклый свет от удаляющейся процессии, уводящей Христа. Стихают шаги, голоса, и на ночной дороге остается одинокая фигура. Иуда не решается идти вслед за всеми, слишком тяжел груз предательства на его душе. Он стоит в нерешительности, осознавая весь ужас своего поступка, и уже не сможет простить и оправдать самого себя. Теперь перед ним тьма. Очередной талантливо проявленный художником безвозвратный Рубикон с сожженными мостами.
Одинокая фигура Иуды на пустой дороге – как олицетворение совести.
Распятие (1892)
Известны два варианта картины «Распятие» (первый написан в 1892 и находится в музее д'Орсэ, Париж, Франция; второй написан в 1894, местонахождение его неизвестно). Оба варианта производили на зрителей угнетающее впечатление. Глубина отчаяния последних минут земной жизни Христа и Его мученической смерти, когда тело безвольно повисло на кресте, а черты лица все еще искажала предсмертная мука и последний крик боли, никого не оставляли равнодушным.
«Распятие» Ге переписывал десять лет. 19 раз. Очень долго он даже не мог найти строчку в Евангелии, которая могла бы стать мыслью картины. Сначала Господь был в одиночестве, разбойников не было. Потом оба стали поносить Христа. Но вот однажды в деревне по соседству с Плисками брат убил брата. «Я побежал туда. – рассказывал Николай Николаевич. – Убийца был в избе. Стоял в углу. Почему-то совершенно голый, вытянувшись, о топтался на месте и ноги держал как-то странно – пятками врозь. При этом он всхлипывал и твердил одно и тоже слово: «водицы, водицы…» В этом безобразном человеке просыпалась совесть. Он мне запомнился и пригодился для моего Разбойника». Тогда того, что продолжал ругаться, Николай Николаевич срезал. Вместе с полоской холста. Чтобы не мешал. Смысл его многолетнего труда стал гениально прост – прозрение и покаяние: «Я заставлю их рыдать, а не умиляться».
* * *
В целом выставка мне не очень понравилась, но работы Ге на религиозную тематику меня просто поразили. В них чувствуется какая-то сила, которую художнику каким-то неведомым образом удалось вложить в свои работы.
Хотя может кому-то посещение Третьяковской галереи понравится больше.
Просто я понял ещё давно, что моё сердце навеки принадлежит музею Д'Орсэ (Париж) и ничто другое мне уже не понравится настолько сильно.