Нет ее три часа примерно с того момента, как волноваться начинаю даже я. Три часа я придумываю изощренные способы убийства. Только выживи, вырвись из лап маньяка, я убью тебя сам. На звонки не отвечает, ну точно насильник, как пить дать.

К утру вваливается, дыша томленьем, глаза в туманной поволоке, придурочная ни дать ни взять. Гневно восклицаю:

— Какого черта, я же волнуюсь!

Будь моя воля, привязал бы ее. За шею к потолку. Только бы этот налет влюбленной дебильности с ее лица стереть. Отвратительный.

Отвечает, плавно валясь на кровать прямо в уличном:

— Ну что ты волновался, ну как маленький. Я же с Ним была, в безопасности значит.

С придыханием так, знаете? Они это умеют.

— Дура, — бросаю зло.

Не буду пока говорить, что опаснее зверя и не сыщешь.