Мне нравятся весёлые люди.Нравятся сияющие глаза, звонкий смех, громкий говор.Крики.Мне нравятся румяные парни с коньками в руках.Или такие, знаете, в майках, в спортивных кросовках, прыгающие вверх и вниз.Я не люблю эту самую поэзию, где грусть и печаль, и разные вздохи, и разные тому подобные меланхолические восклицания вроде:эх, ну, чу, боже мой, ох, фу-ты и так далее.Мне даже, знаете, смешно делается, когда хвалят чего-нибудь грустное или, например, говорят при виде какой-нибудь особы: — Ах, у неё, знаете, такие прекрасные грустные глаза.И такое печальное поэтическое личико. Я при этом думаю: За что ж тут хвалить?Напротив, надо сочувствовать и надо вести названную особу на медицинский пункт, чтоб выяснить, какие болезни подтачивают её нежный организм, и почему у неё сделались печальные глаза. Нет, у людей бывает очень странный взгляд на вещи.Восхищаться грустными вещами.Восторгаться грустными фактами.Прямо даже не понять, как это бывает.Вот прежние интеллигенты и вообще, знаете, старая Россия как раз особенно имела такой восторг ко всему печальному.И находили чего-то в этом возвышенное.Как у Пушкина сказано.Не помню только, как там строчки расположены.Нынешняя поэзия меня в этом смысле окончательно сбила с панталыку.
Очень жаль.И гордиться, так сказать, этим не приходится.Нынче мы желаем развенчать эту грусть.Мы желаем, так сказать, скинуть её с возвышенного пьедестала.