мы корреспонденты господни, Лена, мы здесь на месяцы. даже с дулом у переносицы мы глядим строго в камеру, представляемся со значением. Он сидит у себя в диспетчерской - башни высятся, духи носятся; Он скучает по нашим прямым включениям. мы порассказали Ему о войнах, торгах и нефти бы, но в эфир по ночам выходит тоска-доносчица: "не могу назвать тебя "мое счастье", поскольку нет в тебе ничего моего, кроме одиночества". "в бесконечной очереди к врачу стою. может, выпишет мне какую таблетку белую. я не чувствую боли. я ничего не чувствую. я давно не знаю, что я здесь делаю". "ты считаешь, Отче, что мы упрямимся и капризничаем, - так вцепились в свое добро, что не отдадим его и за всю любовь на земле, - а ведь это Ты наделяешь призрачным и всегда лишаешь необходимого". провода наши - ты из себя их режешь, а я клыками рву, - а они ветвятся внутри, как вены; и, что ни вечер, стой перед камерой, и гляди в нее, прямо в камеру. а иначе Он засыпает в своей диспетчерской.