Моя любовь к пат. анатомии открылась в 4-х летнем возрасте, когда я открыл для себя красочный мир малой медицинской энциклопедии. Мой любимый папуля подложил мне её в кроватку, чтобы я рассматривал красочные картинки, других книг в доме не было, и она в полном объёме заменила мне рассказы о плюшевом придурке Вини-Пухе, деревянном болване Буратино и куче других литературных героев.
На мой взгляд, все они рождены на свет недоразвитой фантазией их авторов, чтобы вырастить из детей придурковатых романтиков, оторванных от жизни. Я воспитывался в суровом мире сарком, язв, ампутированных конечностей и иных приятных венерических забав. К пяти годам я выучился читать лишь для того, чтобы узнать, что это за лиловая, вся в прожилках дрянь весит у дядьки на губе из тома лицевая онкология. Слова саркома – рак просто поразила моё воображена. Как музыка звучало для меня сочетание слов – трофическая язва.
К шести годам я знал всё об устройстве соседских собак и кошек. Причём мне не приходилось их ловить и умерщвлять, мне достаточно было на них взглянуть и они, испустив содержимое мочевого пузыря, падали замертво, с тех пор я ношу черные очки как Кот Баюн, пожалуй это мой единственный любимый литературный герой из детских сказок, который без какой либо анестезии, лишь одним взглядом мог любого козла лишить жизни. Кот Баюн, ты мой кумир! Жалобы соседей быстро вывели моего папа на мой кровавый след, и после непродолжительной порки, он решил, что пришла пора приобщать меня к прекрасному. Но ему ничего лучше в голову не пришло, как записать меня в кружок юннатов. Хвала ему! А там, в так называемом живом уголке, сбились в кучу не виданные мною до тех пор животные - хомячки, крысы, морские свинки и даже одна старая обезьяна. Оглядев их пристальным взглядом, я разложил их по кучкам и начал препарировать. К вечеру я готов был написать трактат о пищеварительном тракте хомячков. Но мой труд не был по достоинству оценен, а папе пришлось продать наши старенькие «Жигули», чтобы возместить стоимость дохлой обезьяны. Даже не помогла демонстрируемая мною её изъеденная циррозом печень и научное обоснование, что она была всё равно не жилец.
Папа посмотрел на меня как-то странно и решил меня перебороть мое увлечение биологией, короче порка продолжалось значительно дольше, недели две или даже три, так что следующие десять лет мне пришлось прикидываться ботаником и выращивать на подоконнике кактусы. При виде пробегающей под окном кошки руки мои начинались чесаться и тянутся к скальпелю, но тут же начинали ныть шрамы на спине, напоминая о былых ошибках.
В мединститут, в виду огромного конкурса, я смог поступить только на педиатрический факультет, но дети только от одного моего появления вблизи детской поликлиники начинали выть не человеческими голосами. В хирургическом корпусе мне было поуютнее, в особенности в залитой кровью операционной. А вот в реанимации меня мучило непреодолимое желание вырвать все эти трубки и провода чтобы немедленно прекратить ненужные страдания этих несчастных. И только в патолого - анатомическом театре я чувствовал себя как дома. Запах разлагающейся плоти, жужжании добрых зелёных мух, тихие, уже никуда не спешащие пациенты, ведь если они не проявляют радости при твоём появлении, то и не брюзжат по поводу не вовремя вставленной клизмы, зато с тобой всегда приветливы вечно пьяные санитары.
Ты вскрывал когда-нибудь человеческий труп? Не довелось? Не случилось? Не посчастливилось? Тогда слушай. Знающие люди говорят, что вскрывать труп надо в полнолуние, но, к сожалению, времена средневековья канули в лету и сейчас это практикуют всякие ушлые чёрные маги и любители экзотики. Профессионалы этим занимаются, согласно КЗоТ с 9:00 до 18:00, пять дней в неделю.
Так вот, облачившись в заляпанный старой кровью весёленький в белых ромашках, клеенчатый фартук, щёлкнув на запястьях резинками своих хирургических перчаток, поигрывая между пальцев большущим, остро отточенным ножом, подходишь к секции (это такой стол из нержавеющей стали со шлангом и сливом в канализацию всего, теперь уже не нужного). На столе тебя уже ждет то, что ещё недавно коптило небо, гладило по голове внуков или беспробудно пило. Первым делом санитар, надрезав кожу за ушами натягивает скальп на лицо покойнику, от чего у нег смешно оттопыриваются уши. Затем ножовкой, как заправский папа Карло, по кругу опиливает череп, чтобы затем стамеской и молотком с хрустом отломать черепную коробку и добраться до мозга и дать возможность мне, маэстро, подрезав ствол головного мозга, зрительные нервы и другую жизненно важную для живого дребедень, вытащить это желеобразное вещество на холодное железо секции.
Надрез от гортани вниз к паху надо делать очень осторожно, в особенности если труп был подвержен некоторому разложению, а то не ровен час можно окатить себя содержимым кишечника пациента, а это всегда неприятно, даже если тебе по жизни всё до лампочки.
А знаешь какой высший попс был у нашего брата до недавнего времени? Нет? Просвещаю! Это положить на ладонь левой руки печень пациента и ножом разрезать её так чтобы она развалилась на две части, при этом надо не повредить резиновую перчатку и тем более руку, а то в скорости сам займёшь лежачее место в морге. Русская рулетка по патологоанатомически.
Не буду больше петь лирических серенад о тонкостях любви к профессии, а спрошу - ну как, жить захотелось? Если нет то:
Приходи ко мне лечится
Сталевар и любви жрица,
Наркоман и постовой
Доктор Смерть всегда с тобой…