В октябре на меня навалилось все и сразу. Начнем, пожалуй, с начала.
Всегда, с самого детства мечтал, чтобы жизнь у меня была, как в книге. Не как в сказке, и не как в фильме про Гарри Поттера. А просто - как в книгах написано. Герои говорят красивыми, правильными фразами, сама жизнь делится на завязку, кульминацию и развязку. Просто, понятно, а главное – интересно. Потому что книги по сути своей не могут быть неинтересными, если только это не учебник по ядерной физике, конечно же. Но не в учебнике дело…
Поздравляю тебе торжественно…Бел? Макс? Артемикс? Сковородка? Как тебя величать-то, главный герой? Хотя, это не очень важно. Главное, мечта твоя, оказывается, сбылась: у тебя не жизнь, а прямо-таки сюжет для третьесортного гомосятского романа для престарелых слэшеров. С одной стороны, до сих пор смех пробирает – истерический. С другой все не так радостно.
Все началось с похода к психологу. Хотя, «все началось» как раз таки много лет раннее, но тогда я еще об этом не знал. Точнее – не помнил.
Слякоть, грязь, холод и, с какого то фига, выглядывающее из-за дождевых туч солнце. И я, спешащий поскорее укрыться в метрополитене, подальше от ненавистных лучей, поближе к не менее ненавистным бомжам и неприятным запахам. Но к последнему я уже немного привык – не один год в столице живу.
Чихая и попеременно кашляя по причине гриппа, я выбрался на «Университете» и поковылял к высокому серо-желтому зданию непонятного назначения. На первом этаже этой бетонной клетки обосновал «контору» мой психолог.
Он встретил меня как всегда с улыбкой и привычной фразой: «Тебе в кофе семь ложек, да?» Да, Виктор Антонович, знаю, что вредно.
- Ну проходи, присаживайся. Сегодня мы с тобой попробуем новый…метод. Но перед этим расскажи о своих делах.
Вот какую фразу я ненавижу больше всего – «расскажи о чем-либо». Написать – всегда пожалуйста, а говорить я не люблю. Ведь знает же и специально меня заставляет.
Уместив в пару предложений события прошлой недели, я выжидающе уставился на Виктора.
- Макс, ну мы же договаривались – больше говорить! Не молчать, не лениться, стараться подробно излагать свои мысли, - психолог, кажется, расстроился. Он всегда будто бы обижался на меня за это мое нежелание говорить.
После начались вопросы. К ним я тоже привык и даже старался отвечать на все. И, наконец, через энное количество времени мы перешли к самой интересной части нашего «сеанса». Обычно это были игры или что-то подобное. Сегодня вот ожидался обещанный «новый метод».
- Хорошо, Макс, начнем, - он берет в руки один из своих многочисленных блокнотов со стола. Сейчас Виктор сидит в кресле рядом с диванчиком, на котором разместился я. – Ложись, как тебе удобно, и закрывай глаза.
- Не хочу. Мне лежать никак не удобно.
- Да не бойся, Макс, это важно на самом деле. При физическом расслаблении мыслительный процесс работает лучше, глубже и быстрее, что нам и требуется, - отчеканил психолог, а затем уже мягче добавил: - Ложись давай, лечить тебя будем.
Мне от этого сразу как-то поплохело. Наверное, надо было сразу сказать, что, мол, пойду-ка я домой, Виктор Антонович, а то еще температура поднимется. Но вместо этого покорно и даже несколько поспешно принял горизонтальное положение. Здравствуй, белый потолок.
- Расслабься, - посоветовал Виктор. Заметил, наверное, как сильно я нервничаю. Только мне от одного этого слова еще хуже стало: сразу вспомнились все многочисленные рейтинговые манги, манхвы, комиксы, фанфики и ориджиналы. Ай-ай-ай, Бел, как не стыдно! Человек тут тебя «лечит», а ты…
А я послушно закрываю глаза и, наконец, успокаиваюсь. В любимой и уютной темноте совсем не страшно. Только спать очень хочется.
- А теперь слушай внимательно, Макс, - предупредил психолог и начал читать с блокнота. Мою биографию. С самого рождения. Все, вплоть до мелочей типа «какое/когда было первое слово» и «с кем первым поздоровался в классе в первый учебный день». Читал медленно и внятно. Каждое слово вызывало во мне очередное воспоминание. Это длилось очень долго, я уже находился в полудреме…
И тут меня накрыло. Прямо после слов «первого июля 2004-ого года вместе с отцом отправился на неделю за Феодосию, к старому другу отца Такому-то на дачу».
Здравствуйте, зелено-красные пятна и желтые разводы перед глазами. Я застонал от нахлынувшей головной боли и чуть не свалился с дивана, схватившись руками за черепушку и попытавшись встать. Сквозь мутную дымку видел лицо Виктора, бледное, но не перепуганное – сосредоточенное: он ожидал чего-то подобного.
Но это все я уже задним числом понял, в тот кошмарный момент я хотел только одного: биться головой о стены. Спасительных стен рядом не было, был только Виктор, придерживающий меня за плечи одной рукой, а другой держащий, кажется, стакан с водой. Нет стен, зато есть руки, которыми я яростно начал колотить себя по голове. Тогда мне казалось, что если я себе причиню боль физическую, то мне перехочется реветь. Да какой там…
Стакан с водой летит на пушистый ковер, Виктор ловит мои руки своими и зовет меня по имени. Наконец-то на его лице тревога, страх. В общем, его перекошенная физиономия – последнее, что я помню. Далее – темнота.
По словам Виктора, полностью я отключился минут через пять, а до этого истерически смеялся.
Очнулся я уже на больничной койке, под капельницей. Медсестра заявила, что я пробыл в отключке почти двое суток. Я сначала не сообразил, что к чему, а потом все вспомнил. Снова.
Накрыло почти так же, только еще и задыхаться начал.
Еще сутки пробыл я в больнице, а потом свалил домой. Почти успокоился. И понял, что теперь на многие вещи стал смотреть совсем по-другому. Например, стало понятно, почему у меня были провалы в памяти и дислексия. Хотя, последняя никуда не делась. Непонятно только, почему несмотря на произошедшее, у меня появилась тяга к гомосексуализму. Наоборот должно быть.
Раньше я ненавидел свою «дырявую» память. Теперь молю об амнезии.
Что же произошло? А вот на этот вопрос мне даже Виктору ответить был сложно. Я ему одним предложением объяснил, он кивнул и замолчал. И долго смотрел на меня ошарашенными глазами, информацию переваривал. А потом за объяснения принялся: типа, сознание мое детское память «заблокировало», а говорить я не хочу, потому что тогда… это, с кляпом во рту был. И что «ничего страшного, Макс, ты, главное, в себе не запирайся». Такое бывает. Нужно только найти в себе силы жить дальше.