В тихой прокуренной комнате тихо фальшивит рояль.
Тихие стены замёрзли от холода ближней спокойной Невы.
Тихо зима пробирается в сердце, накинув на окна вуаль.
Снег пахнет пеплом, и страшно, и вроде бы мы не на вы,
Вроде бы сказано всё, но до титров ещё далеко-далеко.
Главное слово скрипит, кровоточит в покорности рта.
Я начинаю кино сплошным дублем. Даётся легко.
Импровизированно ты считаешь моими губами до ста,
И до двухсот. И летят миллионы минут в пустоту,
Я без тебя выживаю на лезвии лекторских глаз.
Цепи обыденности рассмешаю - ржавеют; и снова плету.
Я излюбилась давно, но не верю так в Бога, как в нас.
Что-то волшебное, странное, громкое жгёт - не даёт мне уснуть
Музыка музы в ушах, молчаливо склоняю себя;
Градусник вечности бьётся и сыплется ртуть;
Музыка музы… Ты помнишь ли, кто я была без тебя?

Наше хорошее здесь, так согреты ладони, едва ли не жгут
Наше плохое я спрятала, ты не ищи, не найдёшь.
Я привыкаю к тому, что есть те, кто под смертью не лгут.
Я привыкаю к тому, что ты есть. Ни на кого не похож;
Я тебя выдумала, а теперь оживила, и так по себе,
Так по себе мне от этого странного "рай снизошёл".
Губы беззвучно слились в непонятной, но строгой мольбе.
Музыка стихла под крышкой рояля. Но ты не ушёл.

Музыка музы… Коричневый бархатный блик
Тёмных зрачков фотокарточка (гадина) не передаст…
Эта мольба переходит в беззвучнейший крик.
Знаешь, ты там, где ты есть, и тебя уж никто не отдаст.