Одним из вечеров сиделось и думалось… Очень хотелось родить что-то новое и неизвестное, чтобы через пару часов оно уже стало старым, а через пару дней запуталось в одной из ниточек паутины и, возможно когда-нибудь, стало известным, чтобы потом снова испытывать своё акушерское терпение и принимать у самой себя роды опять же чего-то нового и неизвестного…
На ум ничего не прилетало, только комар прилетел, и зажужжал, а потом укусил и напомнил о лете… Лето напомнило о счастье. Счастье, в свою последнюю очередь, напомнило о прошлом. "Нового родить не удастся" - подумалось мне…Кстати, в это время руки мелким тремором напоминали о том, что энергетики вредят моему здоровью, вопреки всех надписей о их чудодейственной силе… Однако, так некстати, напавшее на меня веяние музы было благодарно этим чудо-напиткам, иначе бы она застала меня в самом разгаре очередной порции нецензурных снов.
Смех смехом, сны снами, грехи грехами, но палочка продолжала мастерски и, кажется, уже без участия моих мыслительных операций бегать по виртуальной клавиатуре, складывая эти маленькие кубики в слова, как когда-то давно мои детские руки складывали фрагменты рисунков в картинки… Тогда, в далёком детстве, называя маму по имени с безалаберной легкомысленностью и скучая по папе с недетской грустью Ярославны, уткнувшись в ещё напоминающий о нём едким одеколоном кусок вязаной ткани (причём, свитер казался огромным покрывалом и выполнял на тот момент полноценную защитную функцию от казавшегося тогда непонимающего мира), тогда мне даже и представиться не могло, что будет что-то важнее, чем всё это… Что когда-то я стану понимать, как слово "мама" и прочие его положительные вариации ласкают слух родивших нас, и не только нас, женщин, что это слово является неумалимым ресурсом для их улыбок, для их счастья, для их жизни! Не поверилось бы ни за что в жизни в то, что мне станет не интересным ждать приветов из леса от белочек и зайчиков, которые папа усердно собирал в тайге и каждый раз готовил речь… Не подумала бы, что когда-то жизнь родителей станет меня интересовать, лишь когда их нет в городе, и разгульная пошедшая по рукам квартира напряженно вместе со мной ожидает их приезда. Не думала я и о том, что моя жизнь не станет их интересовать даже когда я нахожусь на грани срыва от отодиночества…
Тогда ничего не порождало мысли, что на моей тернистой тропинке от истоков к устью появятся люди, обладающие удивительными педагогическими способностями, использующие абсолютно необъяснимые методы воспитания и взрастившие меня такой, какая я сейчас валяюсь в этой, уже утренней, кровати… Так больно любившие меня когда-то, взывающие к неизведанным ранее скважинам чувств, они оставили на месте себя только пустоту. Страшную чёрную пустоту, вросшую в тело и, порой, руководящую мыслью… Такую же глубокую пустоту, как и те скважины чувств.
Чересчур любящие нас они перебарщивали во всём: и в признаниях, и в верности, и в изменах, и в прошении прощения… До приторно-кислой оскомины во рту перебарщивали с воспитанием в нас умения любить и ненавидеть… Они, уходящие по свой или чужой инициативе, оставляли после себя тишину, кричащую о силе воли, об алкоголе или просто о силе… Они сливались в канализацию, ничего после себя не оставляя! Лишь иногда, случайно уловленными в толпе мимолётными попсовыми запахами появляясь в сознании, они так же быстро растворялись и пропадали вместе с этими запахами. Все их труды и время потрачены даром, ни стоят ни единой самой малейшей денежной единицы…
И переживание об этом вдруг стало важным. Важнее папиного одеколона и игнорирования слова "мама"…