Описать тебе этот Вечер парой слов? Его можно сравнить с высушенным фонариком, что валяется на моем столе, и горстью семечек, что валяются так же рядом. Правым боком Он похож на сыр, левым же на масло. Вечер скользит. Он изгибается, дрожит от усталости. Вечеру нужен перерыв, иначе он заплесневеет. Этот Вечер, умирая на протяжении нескольких часов, пытался почесать и себе спину. Ты смеешься? Ему было далеко не смешно. У этого Вечера огромное тело, напоминающее тень, оно вибрирует от уютно-рыжего света фонарей, и мне вспоминается другой Вечер, тот самый, когда мы облюбовали с тобой несколько декоративных лавочек в глубине дворов, где всегда кто-то есть. Этому Вечеру не понравился твой запах, как он нравился тем другим Вечерам. Он решил быть быстрым и холодным, таким, чтобы твой запах не смог к нему добежать, и согреть Его. У Него такие же глаза, как у тебя, один женский, другой мужской. В мужском глазу, таится Его смерть. Еще чуть-чуть и она проявит себя. Вечер зажмурится, судорожно глотнет дым от чужих сигарет, обогнет все места, где мы с тобой успели побывать, и, задохнувшись, посинеет. В минуту, когда ему надоест синеть, он вдруг решит сменить пол, и превратится в Ночь. Последней его мыслью будет: «За пару часов, я успел соврать целых три раза». Ты знаешь, о чем Он соврал?
Рассказать тебе об этом Вечере что-то еще? Может быть, открыть тебе, Его самую страшную тайну, что Он так хотел спрятать от всех в своем ветреном рукаве? Расписать по минутам, все Его ощущения, страхи, надежды, поведать, как Он ходил взад-вперед по краю земли, щурясь на ослепшее от своей красоты солнце, и покуривая можжевеловую трубку? У этого Вечера была медвежья шуба, и лошадиная душа. В Его одноразовом сердце, помещались все вспышки фотоаппаратов (в том числе и пара моих), Его сердце, что делало три быстрых удара, и один медленный, притягивало к себе взгляды мимо проходящих людей. Его сердце поглощало взгляды, пробиралось в чужую глубь.
Вы с Ним похожи. Вы, ты и этот Вечер - два эгоиста. Он хотел, чтобы его замечали. Вдыхали Его сумрачный запах, и косились от его шершавых замечаний Дню. И люди делали это. Так же люди исполняют и твои желания. Но Вечер все же, оказался сильнее тебя, Он смог свалить тебя с ног. Ему ничего не стоило это сделать. Он просто слегка толкнул тебя, и твои ресницы вдруг стали тяжелее твоих век.
Когда человек узнает, что вскоре смерть посыплет солью его часы, каким бы человек не был сильным, в одну-единственную охрипшую секунду он становится абсолютно беспомощным. Вечер же, зная о том, что смерть скоро остановит и Его часы, с язвительной ухмылкой на лице, высыпал всю свою соль на макушку Ночи. Её черные длинные волосы, тут же покрылись звездочками седины, Ночь спокойно улыбнулась и впустила Вечер спрятаться от смерти к себе в рот. Так Он и спасся от медленного угасания. И хотя, Он уже поменял пол, и был Ночью, все же Он чувствовал в себе свое одноразовое сердце, которое продолжало биться, лишь поменяв ритм, один раз медленно, и три раза четко высчитывая удары.
Во рту у Ночи, Вечеру быстро наскучило. Он, вспомнив о твоих фотографиях, заглядывал тебе в окно, но там Его встретила лишь голая Пустота, с узкими, белыми ступнями.
Этот Вечер, дышал мне в плечи, кусал за уши. Пытался выпить меня, высушить. Скопировать все твои движения. У Него была огромная широкополая шляпа, в которой отражалось Небо. Этот Вечер был влюблен в Небо. Он знал, что оно само себя никогда не увидит, и специально надел шляпу, чтобы Небо взглянуло хотя бы на один свой крохотный кусочек. От дыма Его трубки чихали облака, становясь темно-лилового цвета. Дым закручивался спиралью, и Вечер частенько хмыкал, и разговаривал с ним. Он спрашивал у дыма, стоя у нас за спинами: «Что ценного может храниться в сердцах людей, если они не умирают через несколько часов? Люди не похожи на вина, от времени они лишь тускнеют, так значит ли это, что, то ценное, что внутри них, так же гаснет?». Дым молчал, ведь он жил еще меньше.
У этого Вечера были длинные, ломаные пальцы, Он касался ими наших ладоней, пририсовывал линии, которые вскоре могут быть нам полезны, стирал и рисовал вновь улыбки на наших лицах, забирал себе обиды, мыл их и выкармливал, как любимых питомцев, возвращал взамен им колючки-разочарования. Вечер знал о тех самых картах, которые мне так хотелось положить себе под сердце, и тихонько посмеивался сидя на твоем правом плече, и заглядывая в твой женский глаз. Он собрал все мои слезы, и спрятал себе в огромный мешок, чтобы когда-нибудь, вынуть их, и показать тебе еще раз. Да-да, этот Вечер порядочная сволочь. Но Его бархатный, хрипловатый голос, тонущий в осенних листьях компенсирует все Его недостатки.
Сегодняшний Вечер, пальцами рук играл флейте, а пальцами ног на гитаре. Он привлекал Темноту, спутницу каждого Вечера, которая шла на чарующие звуки, пробираясь сквозь толпу, пыль и птиц, что пытались склевать её. Темнота моргала только одним глазом, и улыбалась только одной левой половиной рта, от чего Вечер хмурился, и между складок Его лица бродячие собаки забывали свои имена.
У этого Вечера, были теплые, слегка влажные ладони, и немая обиженная молчаливость в правом уголке губ. Он был весьма недоверчив, иногда раздраженно косился на свое отражение в витринах, и морщил нос. Он был очень уверен в себе, но совершенно не уверен в подлинности своего существования. Ему казалось что Он сломается до того момента, как дойдет до цели. И то, что Его цель, сама по себе являлась Его окончанием, не вселяло в Него страх. Для Вечера страх был чем-то совершенно абстрактным. Он видел, как какой-то парень, теребит в руках замученную сигарету, и кусает опухшие губы, а внутри у него черным угрем извивается страх. Вечер плюнул угрю в глаз, тот зашипел, как окончательно добитая сигарета, упавшая в лужу, и затих. Этот Вечер был победителем. Победителем, которому на пике триумфа подрезала ноги коварная Усталость. Он свято верил в бесполезность, она была Его зубной болью. Его любимой зубной болью..
Он был болезненно-разочарованный, перекрашенный несколько тысяч раз, вызубренный наизусть девочкой, сидящей за столиком в кофейне, и целующей красной помадой чашку с остывшим кофе. В метро Вечер облокачивался на твои плечи, шептал тебе глупости, и вообще вел себя до безобразия не прилично, а ты лишь смотрел на Него своим пронзительно-презрительным взглядом, который заставлял Его немедленно убрать руки в карманы, а потом вытащить и дать тебе конфету, чтобы подсластить твое настроение. Ты брал у Него конфету, кивал благосклонно головой, и зарывался в свою музыку целиком, так, что прикасаться к тебе Вечеру уже не хотелось. Он лишь дунул в твое ухо напоследок, и резко развернувшись, вернулся в рот к Ночи.
У Ночи во рту, было кисло, и пахло мокрой сиренью. Вечер тогда подумал, что, наверное, Ему стоит забрать сердце у Ночи, чтобы Его сердце, наконец, выровняло свой ритм. Этот Вечер был до безобразия одинок. Его одиночество спряталось в еле заметных морщинках вокруг Его глаз, и каждый раз, когда Вечер улыбался какому-нибудь замечтавшемуся путнику с идиотистическим выражением лица, оно искрилось, как звезда, которая все же когда-нибудь откроет мне истину.
«Самое изощренное убийство, это убийство искренностью» - так считал Вечер. Он решил, забрать сердце у Ночи, используя против неё именно свою очаровательную искренность, которая была, наверное, самым ценным Его сокровищем, о котором знали все, и одновременно, самой большой тайной, той самой, которой Он прятал в своем ветреном рукаве.
Ночь, все так же спокойно улыбнувшись, отказала Ему четыре раза. Вечер нахмурился. В тот самый момент, тебе резко захотелось спать. В те минуты, вы с Ним были похожи на два отрывка из сонаты С.Барбера, когда легкая Паника берет спокойствие за горло, слегка сжимая его, а потом, резко отстраняясь, и так хочется, так хочется целовать её так, чтобы она не захотела возвращаться.
Смеешься? Вечеру, да и Панике тоже, было далеко не до смеха. Почему? Мм..
Дело, в том, что тот Вечер, был настоящим, осеним Вечером. Он чувствовал себя больным, увядающим, слишком живым, чтобы быть счастливым, ну, а, что до Паники.. Её никогда никто не целовал. И даже само чужое желание поцелуя, пугало её до дрожи в коленях.
Я уже, говорила, что тот Вечер рисовал наше настроение. Он был настоящим художником, не то, что эти чертовы провинциалы Сумерки, которые приходят тогда, когда их совсем не ждешь. Конечно, у Вечера с Сумерками были хорошие отношения, но если быть до конца честным, Он не воспринимал их в серьез. Он любил, когда все идет по Его правилам. И отказ Ночи, заставил Его поволноваться. Тогда Ночь, пожав голым, бархатным, темно-синим плечом спросила у Вечера:
- Зачем тебе это нужно?
И, не долго думая, он выпалил:
- Потому, что я люблю тебя.
Она засмеялась. Знаешь, её смех отдаленно напоминал солнечный луч, запутавшийся в твоих ресницах. Она посмотрела Вечеру в глаза, и тот отвернулся от неё, осознавая, что только что Он повторил ошибку всех предшествующих Вечеров..
В общем, Вечер в этот момент почувствовал себя очень глупо, а я, наконец, докурила половину своего желания, и отдала тебе вторую половину, чтобы оно смогло дотронуться до верхушки твоего сердца. Мое желание, было не настолько сильным, чтобы обойти все преграды, вставшие у него на пути, и оно потухло, последний раз дотронувшись до твоих губ. Я не жалею его, по-моему жалость, хоть и созвучна с желанием, не может продержаться рядом с ним долго, потому что жалости всегда жалко себя.
Вечер же со злости, решил поделиться с Ночью своей зубной болью, и расковырял ей зуб, найдя внутри него те вещи, которые Ночь так тщательно пыталась спрятать. Параллельно с этим, рядом с нами уселась девочка-весна, и в воздух вокруг подозрительно вспенился. Вечер нахмурился второй раз за день, и ты, наклонив голову вниз, проглотил свой зевок. Девочка-весна, пошелестела голыми ветвями, похлопала зелеными глазами, пару раз слякатно-не искренне улыбнулась, и растворилась в чужих запятых. А Вечер крутил в руках секреты Ночи, и внутри Него вдруг что-то перевернулось. Он машинально погладил меня по голове, поделившись со мной своими сомнениями, и принялся ходить, взад-вперед размышляя, что же внутри Него изменилось. Позвонив Дню в свои девять часов, охрипшим от наших с ним сомнений голосом, Он рассказал ему, что Ночь обернула Его вокруг своего безымянного пальца. День сонно улыбнулся, и повесил трубку, так ничего и не ответив. Тогда к нам подошли еще две девочки, одна счастливо-приторная, другая натянутая, как сеть проводов над нашими головами. Ты пожал плечами и ушел, а Вечер остался рядом со мной, сидя на лавочке и болтая ногами. Тогда я плакала второй раз, вместо Него, Вечера, который становился все меньше и меньше, растворяясь в спокойно улыбающейся Ночи.
Возможно, тот Вечер был сильнее тебя, такого же спокойного, как Ночь, сильнее меня, немного молчаливой и чересчур искренней, сильнее мальчишек, что кричали на заднем дворе: «Да здравствует Король Артур!», но Он оказался слабее Ночи, которая, в конце концов, поглотила Его без остатка. Она предложила Ему защиту, спрятав у себя во рту, и на секунду забыв о Его существование, проглотила Его. Таким образом, Вечер не смог забрать сердце Ночи, но зато навсегда остался внутри Него, и Его собственное сердце, наконец, выровняло свой ритм.
Вот таким, был тот Вечер. Грустным ребенком, что подсознательно хотел спрятаться в чьем-нибудь огромном сердце, и Его желание наконец осуществилось. Что же касается меня, мы с той Ночью до сих пор созваниваемся иногда, и она делится со мной всеми своими секретами, что спрятаны у неё в зубах. Ты хотел бы узнать, что это за секреты? Я не расскажу тебе. Ведь это уже совсем другое желание..