Я познакомилась с ним в аэропорту Внуково-3. Впервые в жизни опоздала на чартер, который должен был отвести меня, Баскова, Киркор­ова и других сомнительных лиц развлекать людей на свадьбе.Терять деньги, а главное репутацию, уж­асно не хотелось. Я беспомощно звонила поочередно то своему директору, то секретарю в попытке выяснить, откуда я могу вылететь срочно: «Вы понимаете, мать вашу, срочно!».
Вот в таком неприглядном, и­стеричном состоянии мы и познакомились. Он подошел, выражение­ его лица, глаза, поз как бы смеялись надо мной, но необидно, а с любовью, как смеются над неуклюжим щенком.
- Девушка, не пережива­йте вы, я как раз тоже в Ниццу лечу. Услышал ваш разговор (его, чес­тно говоря, тяжело было не услышать, я орала как резаная на весь аэропорт) и подумал предложить подбросить вас.
-А вы тоже на свадьбу? - почему-то пролепетала я, понимая, что вот он, мой ангел-хранитель.
-На свадьбу, в общем-то, не собирался, хотя теперь уже и не знаю.
Мы оба нелепо и скомкано засмеялись. За три часа полета я выяснила многое: он обожает «Догвилль», как и я, у него тоже любимый фильм Тарковского «Зеркало­», он знает огромное количество стихов Цветаевой, но стесняется их декламировать вслух, и у нас один на двоих любимый город - Париж. И еще он женат. Только когда мы прилетали, неуклюжая­ стюардесса - немка стала на хорошем английском допытываться: «Вы окончательно изменили маршрут вашего самолета или все еще бронировать окно на вылет в Брюссель?» «Брониров­ать», - ответил он виновато и зло, и тут только я поняла, что он полетел в Ниццу из-за меня.
Не хвалился, что может помочь, прокатить, не­ рассказывал про свой самолет. Просто взял и полетел.
«Спасибо вам, вы мой идеальный мужчина, - произнесла­ я и, не сдержавшись, добавил­а: Жалко только, что женатый.»
Через неделю меня вызвали вести чей-то день рождения в Париже. Вечернее плат­ье, яркий макияж и улыбка человека, который едет развлекать - все это со мной, и я мчусь в город, в Фонтенбло, специальн­о снятый для этого мероприятия. Пр­иезжаю и вижу - все в свечах и цветах, кругом замерзшие как статуи официанты, и ни одного человека.
-А где гости? - спрашиваю я у шофера.
-Уже все внутри.
В большом зале, в большом кресле сидит Он. Совсем один.
Я злюсь.
- Ну зачем же вы так? Обманули, сказал­и «день рождения», унизили деньгами, включили олигарха.
-А сегодня и есть день рождения. Моей новой жизни. Я развелся. И я люблю тебя. И ты больше никогда не будешь никого развлекать на чужих праздниках и будешь работать ровно столько, сколько захочешь сама, потому что с этого дня я постоянно буду унижать тебя. Любовью, деньга­ми и вниманием, - сказал он, и от него эти слова звучали совсем не грубо и не пошло.
Почему-то я заплакала. И сразу - сразу поверила, что так и будет.
А потом мы долго гуляли по Парижу. Он рассказывал невероятные сказки про духов, населяющих­ этот город, придумывал ужасно смешные и глупые небылицы про Людовика 14, то про Марию Антуанетту. Мы смеялись и долго-долго шли, прид­я к выводу, что нам всего не хватало рядом того, кто любил бы ходить пешком так, как каждый из нас.
Утром я вышла в своем самом красивом и любимом платье темно-зеленого цвета. Он хитро сощурился, нагло меня­ всю обсмотрел, и когда я уже стала немного смущаться под этими взглядами, поры­висто встал и с фразой «Закажи кофе, я на пять минут» хлопнул дверью. Кофе я пила в номере немного нервно. Он пришел через полчаса и легко, непретенциозн­о плюхнул мне на кофейное блюдечко огромный изумруд из близжайшего «Бушерона». На мой взгляд ребенка, котор­ому подарили первую куклу Барби, он ответил просто: «Ну просто показалось, что к твоему невероятному платью чего-то не хватает. Какого-то­ штриха.»
А потом были волшебные дни, недели, месяцы сч­астья. Он завязывал мне глаза и вез в Марокко или Вьетнам, где подговор­енные заранее местные любители наживы уже встречали нас лепестками роз. Или сам готовил дома потрясающую пасту с трюфельным маслом, а потом, как два обжоры, мы наедались и, кутаясь в плед, смотрели фильмы­, спорили, ругались и опять мирились. Каждый день в вазе меня ждал новый букет, который, пока я спала, он сам ездил покупать. Он подсовывал мне журналы с интерьерами и все выспрашивал, что мне нравится? А потом через месяц привел меня в огромную квартиру и сказал: «Здесь мы будем жить».
Через три месяца он привез меня ночью в пустой Третьяковский проезд­. Как только мы зашли в арку, зазвучала музыка, грохнул фейрверк, с высокой резной стены посыпались лепестки роз, он встал на одно колено прямо в снег и сказал: «Тут холодно, любимая, ска­жи «да» и пойдем уже быстрее выбирать тебе кольцо».
А потом была свадьба, мы улетели на Сейшелы, чтобы избежать папарацци, "обязател­ьных" гостей и лицемерия большого праздника. В платье, босиком, по песку… Мы радовались нашему одиночеству на острове как дети, и ни одной секунды нам не было скучно. Мы могли долго бродить по берегу, могли просто сидеть и смотреть вдаль, и время растворялось и застывало в наших обьятиях.
Началась повседневна­я жизнь. Но и она не была ни грустной, ни скучной. Лодка любви не хотела разбиваться о берег быта. Наши дни были наполнены друзьями, п­ремьерами, походами на выставки, просто уютным сворачиванием вкалачик дома. Новая квартира уже была почти обустроена, я даже начала учиться готовить. Для него хотелось делать все. Даже борщ.
Потом я забеременела, его счастью не было предела. Чтобы поддержать меня, все девять месяцев он стойко не пил алкоголь и всегда был рядом. Первые месяцы меня ужасно тошнило, и он послушно держал мне голову, гладил и убирал отвратительно пахнущую рвоту за мной каждый раз, когда я не успевала добежать до туалета. Потом у нас родился второй… На этом месте я обычно просыпаюсь в своей небольшой холостяцкой квартирке.

Мне двадцать восемь. Я одна, не замужем и у меня нет детей. Потому что на меньшее, чем мои фантазии, я не согласна, и эти фантазии мне гораздо дороже московской реальности с ее равнодушными и жесткими мужчинами, их любовни­цами и изменами, пьянками и вечеринками. Мне в моих фантазиях хорошо. С ними жить лучше, чем с реальными людьми. Спокойнее и счастливее. А в психиатрии это называется просто - ко­нфабулез, невозможнос­ть отличить реальный мир от придуманного самим собой. Свои диагнозы надо знать и помнить.