конечно, можно все рассказать –
как я провожу день, скучаю по людям, стелю кровать,
пью вино, коктейли, курю родные vogue,
ищу буквы на клавиатуре и говорю себе "он бы смог";
конечно, можно все разукрасить в яркий цвет –
скажем, фуксии, или лазурно-синий,
звонить друзьям, начинать разговор с "привет",
а не с "мой друг, вы совсем меня позабыли";
конечно, можно не умирать постоянно, не делаться еще мертвее –
но когда у тебя кровь не двигается по венам,
и притоки закрыты - все неуверенней
становятся прикосновения к чужой коже –
прости, я не могу, не могу, не могу - и она тоже
не сможет жить так, как живете вы,
у нее больное сердце, тахикардия, а у меня в вазе высохшие цветы,
мы с ней - родственники прошлого, родственники палачей,
в нас с ней бесконечное множество закрытых дверей.
конечно, можно все переделать и начать при этом с себя –
но за окном февраль, в жизни серая полоса
и это не лучшее время, чтобы идти на чужую войну.
по крайне мере, пока не скажут "возвращайся, я тебя жду".
конечно, можно все разрушить и построить заново,
но мне и так хорошо - в своих замках, в своих развалинах.
я сейчас выключу телефон и пойду постелю кровать.
потому что подушке и стенам точно можно все рассказать.