Он любил её. Она любила Елисейские поля. Они гуляли по Парижу. Он покупал ей орхидеи и конфеты с коньяком. Она дарила ему книги и своё тело. Никогда он не был так счастлив, как в эти два месяца, когда они жили во Франции и любили друг друга. Быть может, если бы он не встретил её тогда в аэропорту, он был бы сейчас в вонючем Бангкоке и бегал бы по маленьким квартиркам таиландцев, скупая краденое, чтобы потом перепродать это своим клиентам в Никарагуа и Иране. Но он решил устроить себе отпуск. Случайно.
- Девушка, я занял за Вами очередь. Я отойду?
- Конечно.
- Я вернулся. Меня долго не было?
- Минуты три.
- Они показались мне вечностью.
- Они оказали Вам неоценимую услугу: Вы поняли, что значит ждать. Куда Вы летите?
- Ещё не решил. А Вы?
- В Париж. Я люблю Париж. С детства.
И вот они стояли на Елисейских полях и были счастливы оттого, что вместе и что влюблены. Над ними был только Триумф, под ними - только Победа. Он никогда не спрашивал её, любит ли она его. В эти минуты ему было всё равно. Он любил её – это было главным.
Они пили чёрный эспрессо в кафе, ели круассаны на ступеньках Сорбонны. Они не ходили в Лувр. Они наслаждались Парижем. И друг другом. И даже по ночам, когда они были одни, и только шум редких машин за окном нарушал их уединение, он не любил секс. Он любил её. А она любила коньяк и небо. Её привлекали голуби, которых она кормила свежим, ещё горячим хлебом. Она хотела летать и летала, гордо подняв голову, забывая обо всём. И в эти минуты он тосковал – её не было рядом. Но ему всегда было достаточно того, что она есть у него, и что она вернётся.
- А сколько Вам лет, девушка?
- А Вам?
- А откуда Вы родом?
- Из Северной Америки. А это важно?
- Нет. А Вас не пугает мой внешний вид?
- Только, если он пугает Вас.
- Вы - Ангел?
- А Вы - дьявол.
- У Вас есть имя?
- Вы мне нравитесь.
Она не отличалась многословием, но когда она говорила, он закрывал глаза и наслаждался каждым словом, произнесённым этими губами. В её словах всегда таился некий сакральный смысл, даже тогда, когда она спрашивала, что купить лучше: вазу XVIII века или книгу XIX. Она была созерцательна. Её пленял мир вещей, будь то камни под ногами, облака над головой, рыбы в фонтане, шампанское в бокале.
Её шаги по горячей мостовой шлёпали так звонко, как если бы мальчишка смеялся, глядя на танец мужчины со своим сенбернаром. Его руки гладили её бёдра так нежно, как руки археолога гладят горшок из древнего Вавилона.
- Если тебе предложат выбор: покончить с собой сейчас, чтобы спасти весь мир, или умереть вместе с человечеством через два месяца, что ты выберешь?
- Я помогу этому миру сдохнуть, при условии, что ты будешь жить.
- Как же я буду жить в пустом мире?
- А как же твоя самодостаточность?
- А как же ты? Ты и себе сохранишь жизнь, чтобы я не скучала?
Ему нравилось, когда она говорила о себе, как о единственном и неповторимом представителе вымирающего вида. Он любил пить с ней пиво и держать ее за руку. Он любил спорить с ней до хрипоты о жизни, смерти, любви. Он любил ее.
- Я люблю тебя.
- Так говорят все обо всем, на каждом шагу. Значит, умение любить - признак толпы? Ведь все умеют любить. Надо суметь признаться себе, что ты не умеешь любить, что ты никогда не ведал этого чувства, что все твои ощущения были надуманны и слепы. И тогда, добившись абсолютного признания в неумении любить, есть шанс научиться. Это ступень к совершенству…
- Я могу сказать, что я люблю, и любил, но это не мешает мне не уметь любить.
- Так зачем же об этом говорить?
- Для любви не надо слов. Даже самые нежные, чистые и искренние слова могут убить любовь.
- Что же ты делаешь сейчас? Или слова, обращённые к объекту этой любви, могут её убить? А разве что-нибудь может убить любовь?
- Сейчас я пытаюсь объяснить тебе, что совершенно не обязательно убеждать себя, что ты не умеешь любить для того, чтобы понять, что любишь.
- Как интересно. Ты подкинул мне интересную мысль. Если хочешь чего-то достигнуть, выйти из толпы, олицетворяющей ложное, искажённое понимание всего, необходимо понять, что ты этого делать не умеешь. Только начав сначала, с нуля, можно создать что-то истинное. Нужно к этому нулю вернуться. Это как бы очищение. Но! Это замкнутый круг?!!
- Не совсем так. Возвращаясь к нулю, переоцениваешь прожитое и иначе смотришь на мир. Замкнутый круг получается лишь в том случае, если обращение назад ни к чему не привело и всё осталось так, как было. Это бывает, если ты не знаешь, что именно ты понимаешь искажённо, чего именно не умеешь.
- Умница! Именно это я хотела от тебя услышать.
Он знал, что рано или поздно она уйдёт. Он не хотел думать об этом. Но судьба не оставила ему выбора.
Однажды она опять улетела, оставив его в ожидании счастья. И в первый раз он пошёл её искать. И нашёл в руках изящного принца в белых перчатках. Это было кощунственно - касаться её тела перчатками. И он помог ему избавиться от этой необходимости. И от рук. Затем он взял её, чтобы унести от крови. Слёзы неба смешались с его слезами и заполнили Париж. Он бросил её в Сену - свою Любовь и Гибель.
Это видели только химеры, взиравшие на Париж с башен Собора Богоматери. На рассвете они зябко поёжились, взмахнули крылами и улетели. Больше их никто не видел. Они оставили Париж встречать утро нового дня. Уже без неё. Без любви двух счастливых и погибших. Лишь иногда мостовые Парижа снова встречали знакомую поступь уже нетвёрдых ног пилигрима, убившего свою чайку…
02. - 03.05.2006