– Так вы… Красоту цените… именно такую?
– Именно такую.
– За что?
– В этом лице… страдания много.
(Достоевский «Идиот» ;)
Существуют тексты просто приятные за счёт своих героев. Сэлинджер, кажется, сам влюбился в свою Галатею. Фрэнни Гласс – героиня цикла «Повести о Глассах». А в этом рассказе она занимает центральное место, потому что единолично представляет семейство Глассов. Другой герой – парень («кавалер», как сказала бы моя бабушка :) Фрэнни, некто Лэйн Кутель, студент филфака Йельского университета… Помню одно письмо в газету, где девушка говорила, что мальчик на филфаке – это убожество. Очевидно, Сэлинджер придерживается такого же мнения, т.к. в изображении Лэйна… Ладно, потом :) Да и фиг с ним, главная – Фрэнни. (Кроме неё и «кавалера» на этих страницах – массовка: студенты, официант, таксист, из которых <предупреждаю сразу!> терпимый только официант :)
«Несмотря на ослепительное солнце, в субботу утром снова пришлось, по погоде, надевать тёплое пальто, а не просто куртку, как во все предыдущие дни, когда можно было надеяться, что эта хорошая погода продержится до конца недели…» – какое вязкое начало! Но Сэлинджер всё-таки дзэн-буддист и не намерен заинтересовывать читателя. В общем-то, пишет он весьма классически; но СОВЕРШЕННО. Этот человек не перешёл к постмодернизму, потому что ему было свободно и в рамках классических канонов. Мастер, одно слово. Посмотрите: «Лэйн Кутель, в непромокаемом плаще, под который он, конечно, подстегнул тёплую подкладку, стоял на перроне вместе с другими мальчиками, вернее – с ними и не с ними. Уже минут десять, как он нарочно отошёл от них и остановился у киоска с бесплатными брошюрками «Христианской науки»…». Офигеть, никакой характеристики и одновременно всё о человеке в трёх штрихах: «Конечно, подстегнул тёплую подкладку», «нарочно отошёл от них», ну и «христианские науки» – в качестве контрольного выстрела :) И сразу понятно, что перед нами сноб-зануда, с претензией на оригинальность и независимость, но в рамках одобряемости обществом. Не верите? Ха! :) Посмотрим…
Но действительно безумно-клёво Сэлинджер пишет псевдоэпистолярию. Когда он «цитирует» дневник Симора Гласса («Выше стропила, плотники» ;) или здесь, когда он пишет письмо Фрэнни (не «кому?», а «чьё?» :). Оно великолепно начиная с датировки («Кажется, четверг» ;) и заканчивая вторым постскриптумом («P.P.S. Пишу тебе ужасно глупо и неинтересно. Почему? Разрешаю тебе проанализировать это. Нет, давай лучше проведём с тобой время как можно веселее. Я хочу сказать – если можно, хоть раз в жизни, не надо всё, особенно меня, разбирать по косточкам до одурения. Я люблю тебя.
Фрэнни (её подпись) » ;).
Письмо настолько живое, кажется, будто С. утащил его вот у какой-нить такой бредятской нервной девушки. Ну не он же сам бредятская и нервная девушка :) «Жаль, конечно, что ты меня не смог устроить в Крофт-Хауз, но в общем мне всё равно, где жить, лишь бы тепло, чтобы не было психов и чтобы я могла тебя видеть время от времени, вернее – всё время». Так разве мог мужчина? :) «Я совсем того, то есть просто схожу по тебе с ума. Влюбилась в твоё письмо». И, как часто случается с такими Открытыми, чувства были не к тому человеку, но какой уж подвернулся. «Влюбилась в твоё письмо» и чуть дальше – «А ты меня любишь? Ты ни разу этого не сказал в твоём чудовищном письме, ненавижу, когда ты притворяешься таким сверхмужественным и сдержаным (два н?) »… За это «два н?» Сэлинджеру вообще надо поставить памятник! :) (И переводчице Райт-Ковалёвой спасибо!). Надо же – ещё до выведения героини рассказа на сцену влюбить читателей в неё, сделав её самой живой и чувствующей («А ты знаешь, что за одиннадцать месяцев мы с тобой танцевали всего два раза? Не считая тот вечер, когда ты так напился в «Вангарде». Наверно, я буду ужасно стесняться. Кстати, если ты кому-нибудь про это скажешь, я тебя убью! Жду субботы, мой цветик. Очень тебя люблю. Фрэнни» ;).
Сюжет простой: одно субботнее свидание студентов (в смысле, студента и студентки :) из ВУЗов разных городов. Она приезжает к нему. Причём отношения у них на самом деле отвратные. Этакие мило-нормальные, но не всамделишные:
«Она взяла его под руку и всю дорогу говорила не умолкая… …Лэйн шёл слишком быстро и на ходу извинился, что не смог устроить её в Крофт-Хауз – это было безнадёжно, но он устроил её в очень хороший, уютный отель. Маленький, но чистый и всё такое. Ей понравится, сказал он, и Фрэнни сразу представила себе белый дощатый барак. Три незнакомых девушки в одной комнате. Кто первый попадёт в комнату, тот захватит горбатый диванчик, а двум другим придётся спать вместе на широкой кровати с невообразимым матрасом. «Чудно!» – сказала она восторженным голосом. До чёртиков трудно иногда скрывать своё раздражение из-за полной неприспособленности мужской половины рода человеческого, и особенно это касалось Лэйна» (вот они, мальчики с филфака, ха :). «Ей вспомнился дождливый вечер в Нью-Йорке, сразу после театра, когда Лэйн, стоя у обочины, с подозрительно преувеличенной вежливостью уступил такси ужасно противному типу в смокинге. Она не особенно рассердилась; конечно, это ужас – быть мужчиной и ловить такси в дождь, но она помнила, каким злым, прямо-таки враждебным взглядом Лэйн посмотрел на неё, вернувшись на тротуар» (точный штрих к портрету слабаков. Девушки, не встречайтесь с такими! Но – нет же, блин, дальше). «И сейчас, чувствуя себя виноватой за эти мысли и за всё другое, она с притворной нежностью прижалась к руке Лэйна» (точный штрих к портрету женской психики. Ну, тогда сами виноваты в том, что) « – Как я рада тебя видеть, – сказала Фрэнни, когда такси тронулось. – Я так соскучилась! – Но не успела она выговорить эти слова, как поняла, что это неправда. И снова, почувствовав вину, она взяла руку Лэйна и тесно, тепло переплела его пальцы своими».: -/
И вот на таком-то отношенческом фоне в уютной забегаловке разыгрывается диалог, поводом к которому будет бомба замедленного действия – «маленькая книжечка в светло-зелёном переплёте», которую Фрэнни всюду таскает с собой.
Точнее, сначала будет деспотичный монолог этого филфаковского зануды про его сочинение (автор, жалея читателя, приводит монолог в сокращении), потом длинный диалог на ножах о профессорах, поэтах, молодёжи, театры и ни слова о главном – что ни черта они друг друга не любят. Мне понималось это всегда и при прочтении даже лет семь назад, когда и не в курсах на тему «любовь». А потом взрывается книжечка («чтение книг полезная вещь, но опасная, как динамит» (Цой)) и становится ясно, что кто-то скоро сойдёт с ума, а вот с ним-то ничего не случится: « – …Но всё это очень интересно. Конечно, нельзя так, сразу, всё отрицать. – Он посмотрел на Фрэнни и вдруг улыбнулся ей: – Ладно. Кстати, если я тебе забыл сказать… Я тебя люблю. Говорил или нет?».
(ну не мудак, а?)
« – Лэйн, прости, я на минутку выйду! – сказала Фрэнни и уже поднялась с места» и до конца рассказа остаётся совсем чуть-чуть. А где-то ещё в середине она успела поплакать в туалете, потом ей стало совсем плохо, вот и всё. Кончилось ничем, когда Фрэнни наконец оставили отдыхать, филолог убегает обустроить мир, чтобы отвезти её в маленький уютный отель (который, кста, называется «Голубые ставеньки»: -///). Вот и всё. «Губы у неё беззвучно зашевелились, безостановочно складывая слова» – финальная фраза, но в чём там фишка и что за книжка, рассказывать, конечно, не стану. И так весь рассказ вам на блюдечке :)
Удивительное произведение. Неисчерпаемое. И, что радует, героиня – идеал, красивая, умная и ненормальная, а не какая-то там Марла («Бойцовский клуб» ;) или княжна Мария (которая из «Войны и мира» – мол, добрая и умная, но страшненькая как «Лада-Калина» :).
«Фрэнни» – грустно, как плохо никакой любви, но надо делать что-то, хотя бы делать вид.
Рекомендовать рассказ не буду. Это элитарное искусство :) И слишком уж человечное и грустное.
25.08.2008