Это просто Вьюи блог

Вы знаете, что происходит с кошкой, когда ее забывают гладить?
Сначала она не верит в происходящее. И продолжает ластиться, будто все так, как она привыкла. И никак не может взять в толк, почему он больше не ищет ее первым делом по всему дому, когда приходит, чтобы погладить, заглянуть в ее счастливые глаза и с улыбкой сказать: "А вот и я. Скучала?" Поэтому она бежит здороваться первая и не замечает, что он, машинально почесывая ее за ушком, думает о чем-то совершенно другом.
Затем она начинает задумываться, почему от нее снова нетерпеливо отмахнулись. Может, он просто не в духе? Мало ли что… И покорно ждет ночи, чтобы пробраться в кровать и свернуться клубочком у него в ногах, когда он уже спит.
Когда он впервые в жизни приходит под утро, она понимает, что что-то таки случилось. Она ждет с утра и до вечера, а потом всю ночь спит чутко, боясь пропустить приход самого важного для нее человека. И так безумно радуется, когда он все-таки появляется, что сразу прощает его. Она ведь его кошка.
Однажды недопонимание все же превращается в ссору: он снова ее грубо оттолкнул, а она впервые выпустила когти. И вот он с недоумением и легким раздражением смотрит на нее, обрабатывая поцарапанный палец йодом, а она сидит в самом темном углу и ругает себя за случившееся. Как она могла так с ним поступить? Ведь это же ее он… Ее все чаще посещают сомнения: что же с ним случилось? Может, она что-то сделала не так? Да, это все ее вина - она не была достаточно внимательна… ведь так?..
Он впервые на нее накричал. Она забивается в дальний угол и плачет. Потому что не видит выхода. Слезы тяжелыми каплями падают в пыль, она брезгливо отдергивает лапки от грязных лужиц и торопливо умывается.
Они все время ругаются. Он кричит, она со слезами на глазах шипит на него, с каждым разом все более яростно. И все чаще, вонзая в него когти, не чувствует его боль так, как раньше. Ей стало все равно?
Он пришел злой, уже привычно накричал на нее за разбросанные по коридору тапки. Она подбежала к нему и угрожающе зашипела… испуганный визг, стук падающего тела и скрип когтей по полу. Он ударил ее. Ночью, вылизывая ушибленную лапку, она принимает решение.
Утром он находит только открытую форточку. Она ушла гулять сама по себе. И лишь изредка и с неохотой вспоминает того, кто забывал ее гладить…

У меня такое впечатление, как будто я захлопываю дверь перед носом у человека, тащившего сумки с моими покупками, которого я сама пригласила пройтись со мной по магазинам. Он был стоически терпелив, когда надо, давал советы, когда надо, помалкивал, ждал перед примерочными, отстаивал со мной очередь в кассу во всех супермаркетах, внимательно рассматривал со мной все книги в книжных магазинах, потом нес тяжелые сумки, а когда мы подходили к двери моей квартиры, я забирала эти сумки и захлопывала дверь у него перед носом. Я больше в нем не нуждалась. И даже не благодарила, в основном из-за страха, что эту благодарность можно принять за благосклонность, дающую надежду на будущие походы по магазинам. Вот так я чувствую себя теперь. Вредная, противная. Сплошной эгоизм и лицемерие. И при всем при том знаю, что он вложил в эти сумки свое сердце и теперь без него едет в автобусе домой. Но уже завтра у него будет новое сердце, чтобы снова отдать его мне. Сердце, где он прятал бы надежду на то, что когда-нибудь после шопинга я приглашу его к себе.

Состояние, которое не поддается описанию.

Состояние струн души.

Что-то внутреннее.

Такое чувствуешь, когда на страшном аттракционе вдруг быстро летишь вверх, и в груди появляется это мерзкое, до жути неприятное чувство, что сейчас резко сорвешься вниз.

Мои воспоминания о тебе похожи на жасминовый сад, укутанный густым, тяжелым, шелковистым ноябрьским туманом, подобным драгоценному фурисодэ. И чем больше всматриваешься в даль, тем больше замечаешь деталей, но все дальше, все расплывчатее и размытее целостный образ, распадающийся на отдельные фрагменты. Запутавшись в хитросплетении узоров и орнаментов, теряешь самое важное – живое сердце – что удерживало все вместе, не давало распасться и исчезнуть. Ныне же, чем больше деталей оседает на резной кромке чаши моей памяти, тем дальше от меня ты. Я боюсь – и все же с нетерпением жду – мгновения, когда в моих руках останется только цветное стекло мозаики, когда я не смогу уже вспомнить, что же это такое – ты. Тогда мне станет легче дышать – и я уйду в зиму, чтобы больше не потревожить твои сны ни взмахом моего веера, ни тихим шуршанием подола моего кимоно.