Это просто Вьюи блог

девочка с волшебным голосом поселилась где-то внутри. где, я точно сказать не могу, но кажется, недалеко от левого уха, может быть ближе к виску, но глубже, чем это возможно. она каждое утро просыпается чуть раньше меня, буквально за пару секунд до того, как я открою глаза. и что-то с этой девочкой странно - она редко улыбается, но как только начинает петь своим серебряным голосом, весь мир превращается в символы и не делится больше на "хорошо" и "плохо". краски и образы теряют очертания, оставляя за собой только немножко пепла и её (и мой) субъективный взгляд. девочка кричит, надрывается, ей тесно и холодно в моей голове, но она не хочет уходить, потому что знает. она знает, что поддерживает в моих легких наличие кислорода. а пульс в моих запястьях - это ритмы её песенок. она никогда честно не говорила мне, каким цветом её глаза, да это и не казалось мне важным. это не важно, потому что я итак знаю, что в них отражается целый, хоть и покалеченный, мир. мой мир. такой серый, а может быть оттенков сепии. эта девочка, та самая одинокая, с этим божественным сонетом, и тонкими пальчиками. она никуда не уходит, потому что знает, что сохраняет во мне жизнь. или, по крайней мере, не тушит тот огонек от прошлого пожара нежности, который ещё тлеет и греет ей руки.
я полюбила её, наверное ещё до того, как узнала о том, что она
немножко от божества,
немножко от воздуха.
есть в ней что-то зимнее.

шкаф завален нежными платежками, рюшечками, разными женскими штучками, а я ношу три папины рубашки и две майки. он прячет от меня свою одежду и я нервничаю по утрам. давно, очень давно ничего себе не покупала, мне нравится находить старые вещи, и делать их снова новыми любимыми. резать джинсы и курточки, пришивать бантики, сто раз в день перекрашивать в яркий лак ногти, и рубашки, ну куда же без них. теперь я ношу ту самую шапочку из 8 класса, она кажется мне забавной. слово "стиляжа" очень пошлое, а вот "стиляжкой" я бы назвала парочку таких. может даже и сердечного друга. пройдут наконец эти три дня и мне станет 18 и я стану гиперунылой снова. а сейчас человеку требуется новая рубашка. мужская, пожалуй

я всё думала, как провести этот вечер. слишком уж осень. слишком мало людей, с которыми хочется его провести. в итоге - иллиада и чай заканчивается

а чепуля говорит, что хочет причислить меня к лику святых за верность. тому. одному. а я чувствую себя блядью, за то что улыбаюсь разным и путаюсь в коричневых глазах

а сестра не хочет, чтобы я её фотографировала. и вообще злится на меня. она так быстро растет

мы с дашей любим рубашки, но не одинаковые. я передумала

а один мальчик считает, что я депрессивная суицидница, хотя в целом я просто эмоциональна

я не могу сама. разберитесь во мне

мне так нравится делать из слов настроение. обнаружила, что за этот кусок осени в папке с лупой прибавилось двадцать четыре текстовых файла. я писала про осень, про юлю, про влада, про колю, про мишу, про маргариту, про цветочки, про каренину, про мосты, про сердце, про звезды, про нежность, про рому, про таблеточки и суицид, про его нездоровый сон, про хиппи и лето любви, про окно и листья. всё получается так рвано и бито, но, кажется, я влюблена в октябрь

мне выпала честь и ноша грустить за всех этой осенью

не заглядывай в меня, а то увидишь все эти огрызки снов. будет слишком холодно, чтобы верить и ты разобьешь все хрупкие стёкла, поранишь руки, кончики пальцев, и в твоих проводах пробьет током осень. там, внутри, слишком много похороненной нежности, которая гниёт в проруби с золотыми рыбами и от неё пахнет трупами. увидишь горы тлеющих окурков, от так и не скуренных сигарет и псевдоскулы от не наступивших наркотиков. твои барабанные перепонки не выдержат того, что там катострофиески громко играет земфира, и всё снова и снова рождается и умирает цветаева. птицы разлетаются, и от сиреневого неба превращаются в звезды, котрые я собираю в старые карманы серого кардигана. ты посмотришь, как носятся фарфоровые улиточки наперегонки с карамельными мечтами, чтобы добраться до финиша и по обыкновению умереть. не заглядывай, чтобы не видеть обрубленные пальцы, играющие на пианино странный вальс, который беззвучно тонет в реках расплавленной дружбы и верности. а глаза, голубые-глубокие, какого-то божества, всё прячут свинцовые веки, чтобы никогда не видеть хрустального дождя. не заглядывай.