My happy memories

Он чихает и дразнится, щурится яснолице,
Никакой не джедай он, что вы, скорее ситх.
Я решила с ним сплакаться. высмеяться. сродниться.
То есть - подпустить.

Он из узкого сектора, тренировочной секции,
Он такой черновик - позавидует оригинал,
Он из тех, кого любишь до одышки, до пенсии,
Плавится о него металл.

Он любовь прячет в нычки, бычкует её на чёрный день,
Всё не хочет её ссыпать мелочью на ладонь.
И на свете белом, в осаде у воинства тёмного,
Всё мигает над ним неоново надпись:
" Ну, тронь"

Мы любим кого-то не потому, что наконец встретили идеал, а потому, что увидели его в ком-то неидеальном.
Мы бываем естественны только с теми, кого любим.

Я ласкал ее долго, ласкал до утра,
Целовал ее губы и плечи.
И она наконец прошептала: «Пора!
Мой желанный, прощай же — до встречи».
И часы пронеслись. Я стоял у волны.
В ней качалась русалка нагая.
Но не бледная дева вчерашней луны,
Но не та, но не та, а другая.
И ее оттолкнув, я упал на песок,
А русалка, со смехом во взоре,
Вдруг запела: «Простор полноводный глубок.
Много дев, много раковин в море.
Тот, кто слышал напев первозданной волны,
Вечно полон мечтаний безбрежных.
Мы — с глубокого дна, и у той глубины
Много дев, много раковин нежных.

обожаю перечитывать свои старые записи.
я по-иному отношусь к прошлому.
всегда улыбка до ушей, столько жизни в стоках,
любви, грусти и нежности.
юное чувство безнаказанности, тоски, восторга и ветра в голове.

Твои глаза заряжены дождем
И постоянно мне грозят цунами.
А если любишь, то как в книгах на излом,
Сгибаешь сердце тонкими словами.

Ты все способна разом зачеркнуть.
Вдохнуть надежду в самое больное.
Я на груди твоей готов уснуть
И слушать песни пламенного моря.

Внутри тебя парады всех планет
И чернота космических просторов.
И кратеры давно прошедших бед
Терзают муки внутренних раздоров.

никогда не врите себе.
никогда не лишайте себя удовольствия быть.
говорите правду, не чайте души в себе и в любимых.
не обнимайте кого придется.

если чаще открывать глаза, то возможно найти не мало мест, где ты почувствуешь себя счастливым.

Я буду писать стихи ему – может он
Расслышит их, возвращаясь под утро с пьянки.
На шею себе повесит их, как жетон,
Стальной, именной, простого сержанта янки.
И после, какой-нибудь он подлец и хам,
Кому ни клади в колени башку патлату –
Ведь не одна ж, -
Господь его опознает по тем стихам,
Хитро подмигнет, возьмет под крыло по блату.
Мол: «Этот – наш».

Лайнер курсирует строго по линии смерти.
Пот на виске мёртвого капитана.
Душно.
Примерно
Триста по Фаренгейту,
Но я отчаянно мёрзну, отчаянно мёрзну, мама
Бледные лица,
Раненые олени,
Девять отравленных стрел, будто картины Фриды.
Даже они не падают на колени,
А у меня в растворе формальдегида
Чёрный горячий чай и холодные войны.
Я все грызу этот гордиев узел.
Стоит ли знать, что «ничего не стоит»?
Смелости не хватает даже чтоб просто струсить,
Ну а пока, сделай мой мир потише
(Хватит орать на меня) сделай потише, мама
Слушай
Как бьётся во мне нервной сердечной мышцей
Мёртвое море мёртвого капитана.