для особо мерзких, мы особо дерзкие.

Маяковский понимал любовь так:
если ты меня любишь, значит, ты со мной,
за меня, всегда,
везде и при всяких обстоятельствах

Пожалуйста, заботься обо мне!
Я вырвалась из замкнутого круга,
в тебе найдя любовника, и друга, и принца на серебряном коне.

Я вырвалась из круга "я-сама". Я самоутвердилась. Я устала.
Возьми меня на ручки с пьедестала гордыни, честолюбия, ума.

Я самоотвердела. Я тверда. На мне не остается ран от терний.
А я хочу быть мягкой и вечерней: Я женщина. Я самка. Я вода.

Я слабая. Я баба. Мне слабо:
Коня, и шпалы веером, и в избу, и если в доме мышь - то будет визгу.
И я не претендую на любовь - я слабости минуточку хочу.

Я девочка. Я жалуюсь. Я плачу.
Лежу в постели, свернута в калачик - и таять как Снегурочка учусь.

Я сдам свои права, с таким трудом добытые. Ты прав и ты по праву на всех моих врагов найдешь управу и всех моих друзей запустишь в дом.

Ты добрый. Ты высокий. Ты - плечо. Ты два плеча, и твой спокойный запах.
(Уткнуться и не думать ни о чем, уснуть в твоих больших мохнатых лапах).

Ты сильный, но о каменной стене молчу - наелась. Хватит. Не желаю.
Любить не обязуюсь. Умоляю: пожалуйста, заботься обо мне.

И быть одной - оно гораздо проще.
Не надо никому желать "спокойной ночи".
И говорить, что любишь очень-очень
И все эти "скучаю, между прочим".
И можно быть свободной в небе птицей,
А не кому-то вместо журавля синицей,
И по ночам, не часто, радоваться пиццей,
Не объясняя, почему тебе не спится.
А можно даже впасть немного в крайность,
Собраться и уехать, не прощаясь,
Куда-нибудь, где толпы глупых чаек,
Уходят ввысь, не очень ровной стаей.
И быть счастливой не кого-то ради,
И все стабильно, как на водной глади,
А стоя в пробке, что всегда, на МКАД'е,
Знать, что не изменят вдруг с какой-то Ксюшей, Надей.
И в жизни твоей никаких столь лишних кочек.
Быть одной - оно гораздо проще.

Он у тебя неистово замечательный-
только смотри, не втрескайся окончательно,
кабы потом тебе не пришлось венчать его

на другой.

ты не смотри так трепетно, вопросительно,
я ведь по жизни своей не такого свидела.
как нарушает мальчик в зеленом свитере

твой покой.

ты убегай, пока все святое - целое.
так в наше время дело никто не делает,
ты не надейся, что, повстречавшись с телом, он

будет твой.

он у тебя такой весь несчастный, раненный,
только ты помни, крошка, советы мамины.
если поступишь так, как не будет правильно -

черт с тобой!

А может, просто не было любви…
погода – дрянь… и двое заигрались…
и губы сумасшедшие твои
случайно впопыхах перестарались…

А может это чей-то злой каприз
с нелепыми мурашками по коже -
от голоса, простуженного вдрызг,
и запаха Kenzo по всей прихожей…

Так глупо что-то ляпнуть, уходя…
ещё глупей молчать и бить на жалость…
а может, просто не было дождя,
который сделал всё, чтоб ты осталась…

Как хочется дотронуться, как страшно прикоснуться…
А если - жизнь разломится? Расколется как блюдце?
А если не получится развлечься ненавязчиво…
И сердце вдруг научится ЛЮБИТЬ по-настоящему?

А вдруг нам не захочется с тобою расставаться?
А вдруг все просто кончится, так не успев начаться…
И что же? В омут броситься, иль может увернуться?
Так хочется дотронуться, так страшно прикоснуться…

И утром, расставаясь, обернуться,
И помахать рукой, и улыбнуться,
И целый день, волнуясь, ждать вестей.
Как много тех, с кем можно просто жить,
Пить утром кофе, говорить и спорить…
С кем можно ездить отдыхать на море,
И, как положено — и в радости, и в горе
Быть рядом… Но при этом не любить…
Как мало тех, с кем хочется мечтать!
Смотреть, как облака роятся в небе,
Писать слова любви на первом снеге,
И думать лишь об этом человеке…
И счастья большего не знать и не желать.
Как мало тех, с кем можно помолчать,
Кто понимает с полуслова, с полувзгляда,
Кому не жалко год за годом отдавать,
И за кого ты сможешь, как награду,
Любую боль, любую казнь принять…
Вот так и вьётся эта канитель –
Легко встречаются, без боли расстаются…

Все потому, что много тех, с кем можно лечь в постель.
Все потому, что мало тех, с кем хочется проснуться…
Э. Асадов

Зашнурую ботинки у тебя в прихожей,
соберу лоскуты своей кожи,
мы друг друга касались пальцами
покореженными от
боли, поцелую твою новую
майку, она пахнет
мной и каким-то дешевым дымом,
черт с ним, кури, но
лишь обещай меня обнимать,
поминутно читать всё, что
Я написала тебе на обоях
своими ногтями,

плевать, провода меж нами оборваны,
маски сорваны, я хочу
быть ещё острее в губах,
чтобы целовать тебя полностью и подольше,
чтоб уж если дотронуться,
то не шевельнуться,
и в боках потоньше,
чтобы обнимать и не понимать,
как можно желать ещё больше,

Я снова заплачу, упершись в уют твоих рук,
а ты затаившись от всех,
прошепчешь мне в спутанные
волосы: "У нас всё будет здорово",
И я поверю, мы полуживые,
за бортом ночных диалогов прочь
в мою гавань,
Я там спрячу тебя от всех оскомин
и ссадин, не дыша,

во мне так мало "Ты", но с дуром
личного "Я",
стоит только задрать голову
и нет ничего невозможного.
Уголки моих губ тихо к небу ползут,
Я в унисон раскатам грома
заливаюсь истерическим смехом,
как думаешь, если я встречу тебя
в толпе случайно, у меня получится
посмотреть на тебя так,
чтобы "следующая станция…", и вообще,
заткнулись все и лицом к стене?

Но пока мои ладони пусты я ничего
не значу, я обнимаю тебя
и растворяюсь под натиском
сотен устремленных мне прямо в
спину взглядов и обстоятельств,
эти очереди у автоматов,
а мне бы лишь
мир вокруг головы сотни раз обернулся
и заставил меня захлебнуться
в тебе.

Всё в режиме реального времени,
пошло, когда ждут, но не любят,
а на твоих губах стынет губ чужих крошка,
она выламывает мне изнутри зубы,
сводит ломкой,
у нас до неприличия разные жизни,
чьи-то непристойно теплые руки
вновь тянутся к тебе,
у тебя по утру чай, а моем дозаторе
распределена глотками отвратными жизнь,

Я хочу лишь одного,
написать тебе о том, как мне холодно,
скажи, а твои крепкие нервы тоже слетают
как по заказу от одного звонка?

Я снова опаздываю, извиняюсь и извиваюсь,
изгибаюсь и спотыкаюсь,
давай взоврвем этот чертов город?
Эти хлипкие улицы и гнилые лестницы
сводят меня с ума, прочитай меня
шепотом, а теперь пойдем отсюда.
Я не могу так больше.

В один момент я поняла, что ничего не умею. Да, серьёзно. Я не умею петь, не умею хорошо рисовать, не играю на инструментах, не могу нравиться людям, не умею вести себя правильно, когда это надо, не умею выполнять свои, прежде всего, обещания, я ничего в этой жизни не умею. И я не знаю, что должно произойти, чтобы я начала как-то действовать. К чёрту всё

Я за тобой не побегу, хорошая…
погода, знаешь, не совсем удачная…
ты, как всегда, умеешь быть ухоженной,
красивым бабам так идёт прозрачное…

Какая глупость — тет-а-тет на лестнице,
не простудись — весь вечер небо в крапинку…
Скажи — а он, наверно, тоже бесится,
когда ты душу со спины царапаешь…

А я то думал — мы с тобой учёные,
что мы сумеем и пройдём по краешку.
Ну что ж ты ждёшь. Давай - соври о чём-нибудь.
Ну что ж ты ждёшь. Пока. Пока. По камушкам…

Я за тобой не побегу, конечно же,
хватило гордости от мамы с папою…
Не кисни, Зай… К чему телячьи нежности?
Красивым бабам не идёт быть слабыми…

Павел Покровский

Привет, родная, ну как ты там?Вышла замуж.

По любви надеюсь, если да, то я порадуюсь.
А если нет, то наврала, тогда я сам признаюсь
Я тоже всем наврал, не счастлив, просто притворяюсь.

Просто надо так, надо чтоб никто не понял.
Как по ночам скучаю, а письма в телефоне.
Читаю перед сном просто до сих пор я помню.
Тебя с тобой, те времена где нас было двое.

Когда писал, не отвечала, а я сразу злился.
Когда звонила по ночам, сильнее сердце билось.
Когда кричала по ночам, а я просил быть тише.
Ведь любили, а любовь даже молчание слышит.

Я помню твой характер, и все твои привычки.
Я помню все твои капризы, и твое личико.
Я помню твои пальцы между своими пальцами.
Ты просила остаться, а мне так нравилось…

Тебе быть нужным, нравилось звонить без повода.
Мне нравилось греть наши руки, когда нам холодно.
Мне даже нравилось смотреть на то как ты спишь.
Мне нравилось лежать рядом, дыхание слышать.

Теперь нас нет.О тебе совсем ниче не знаю.
Во что одета, голодна ли, пристают ли парни.
Как настроение, не грустишь надеюсь, так бывает.
Что два сердца любящих, так просто разбиваются.

Мне очень жаль, я честно по тебе скучаю.
Но это в прошлом, а к прошлому не возвращаются.
А помнишь ссорились, а помнишь как кричали.
Друг на друга, потом как дураки молчали.

На этом все, пошли уже последние строчки.
Только пожалуйста, не слушай эту песню ночью.
Я подружился с одиночеством и уже привык.
Не полюблю другую, ведь она не ты.

Иногда хочется быть такой женщиной-женщиной,
Звенеть браслетами,
поправлять волосы,
а они, чтоб все равно падали,
благоухать Герленом,
теребить кольцо,
пищать «Какая прелесть!»,
мало есть в ресторане,
«мне только салат».
Не стесняться декольте,
Напротив, расстегивать
Совсем не случайно,
Верхнюю пуговочку.
Привыкнуть к дорогим чулкам,
И бюстхалтеры покупать
Только «Лежаби».
Иметь двух любовников,
Легко тянуть деньги,
«ты же знаешь – я не хожу пешком»,
«эта шубка бы мне подошла»…
Не любить ни одного из них.
«И потом в гробу
Вспоминать Ланского».

А иногда хочется быть интеллигентной дамой,
Сшить длинное черное платье,
Купить черную водолазку,
Про которую Татьяна Толстая сказала,
Что их носят те, кто
Внутренне свободен.
Если курить, то непременно с мундштуком,
И чтоб это не выглядело
Нелепо.
Иногда подходить к шкафу,
Снимать с полки словарь,
чтоб только УТОЧНИТЬ слово,
говорить в трубку: «Мне надо закончить статью,
сегодня звонил редактор»,
Рассуждать об умном на фуршетах,
А на груди, и в ушах чтоб
- старинное серебро
С розовыми кораллами
Или бирюзой.
Чтоб в дальнем кабинете
По коридору налево
сидел за компьютером муж-ученый,
Любовь с которым
Продолжалась бы вечно.
Чтоб все говорили
«Высокие отношения».
Чтоб положив книжку
на прикроватный столик,
перед тем, как выключить свет в спальне,
он замечал:
Дорогая, ты выглядишь бледной,
Сходи завтра к профессору
Мурмуленскому.
Непременно.

А иногда просто необходимо быть
Холодной расчетливой сукой.
И большой начальницей,
Чтоб все в офисе показывали пальцем
И так и говорили новеньким:
Она холодная расчетливая сука,
Пойдет по трупам.
Ну, зачем так грубо?
И зачем же сразу «по трупам»?
А вы, девушка уволены…
" Кажется я ясно ставила задачу",
Называть красивых секретарш
«дурочками»,
Прямо в глаза.
Не потому что дурочки,
а потому, что красивые.
Топ-менеджерскую зарплату
Тратить на элитную косметику,
И чтоб золотых карт миллион,
С сумасшедшими скидками…
Коллекционировать современное искусство,
Развешивать его
По голым стенам в кабинете
И в огромной пустой квартире,
Где на сушилке на кухне
Одна чашка, одна ложка
И две табуретки
у барной стойки.
Говорить мужчине:
Жалкий неудачник,
То есть нет – лууууууузер.
Утвержать, что мастурбация
- дело всенародное,
И спать с котом,
(«он же член семьи!» ;),
Которого кормит домработница.

А иногда хочется быть такой своей для всех
В доску.
С короткой стрижкой,
И красить волосы, губы и ногти оранжевым,
И ходить в больших зеленых ботинках,
С индийской сумкой-торбой,
С наушниками в ушах,
С веревочками на запястье,
Все время везде опаздывать,
Вопить в курилке:
«Я такую кофейню открыла!»,
«Вы пробовали холотропное дыхание? –
Отвал башки!»
И чтоб аж дым из ушей.
Захлебываться от впечатлений,
Не успевать спать,
Собираться на Гоа
В феврале.
Сидеть в офисе за "маком",
Вокруг чтоб все увешано
разноцветными стикерами
с напоминаниями: «придумать подарок Машке»,
«напомнить Витьке про ужин в среду»,
«купить новые лыжи».
На рабочем столе чтоб фотографии детей
В бассейне и в океане,
Портреты собаки – лабродор (почившей),
И бородатого мужчины в странной желтой шапочке.
Быть всю жизнь замужем
За одноклассником,
Который за двадцать лет, представьте
Так и не выкинул
Ни одного фортеля.
Да еще и мирится со всеми этими
Друзьями, вечеринками, транжирством
И немытой посудой.
«Ты заедешь за мной в восемь?»
«Конечно, зая».

А иногда хочется побриться на лыску,
И повязать платочек,
Вымыться в бане хозяйственным мылом,
Но пахнуть какими-нибудь
Травками,
Полынью там, или мятой.
Научиться молиться,
Читать жития святых,
Соблюдать посты,
Назвать сына Серафимом,
Подставлять, хотя бы мысленно,
другую щеку,
«Ты этого хотел. Так. Аллилуйя.
Я руку, бьющую меня
- целую».
Излучать доброжелательность,
И чтоб ненатужно так
Сиять от унутренней хармонии.
Принести из церкви святую воду в баллоне,
Поставить ее в холодильник,
И когда муторно на душе
Умываться ею
И советовать мамашам,
Что если у ребенка температура,
Достаточно просто сбрызнуть,
И чтоб это действительно помогало.

А еще ужасно хочется пойти в официантки,
Купить накладные ресницы,
И полное
Собрание сочинений
Дарьи Донцовой.
Научиться ходить на каблуках
Флиртовать с посетителями,
Чтоб они больше
Оставляли на чай,
Говорить: а вот попробуйте еще «карпаччо»,
Уж очень оно у нас замечательное.
Ходить в кино,
Копить на машину.
Бросить бармена,
Закрутить с поваром-итальянцем,
Висеть на доске почета,
Как работник, раскрутивший максимальное число лохов
На дорогое французское вино,
Которое они сроду не отличат,
От крымского.
Пить сколько хочешь горячего шоколада
Из кофе-машины,
И уже разлюбить греческий салат.

А что мы имеем на деле?
Пока только
Черную водолазку.

Этот мальчик мудрее мужчины.
Из таких вырастают легенды.
Ему 20. Он любит машины
И кулон мой на атласной ленте.
За такими ревут ночью бабы.
От таких не уходят к другому.
Вот с таким ты всегда будешь слабой.
Хоть сильна и давно не ведОма.
Он из тех, что до боли, до дрожи
До истомы на сердце и теле.
До мурашек на атласной кожи,
И до жизни почти на пределе.
Из таких лепят книжных героев.
На таких не бывает закона.
Он рычит, когда я под ним спорю
И целует чуть ниже кулона.

когда его "как ты?" -вместо аптечки,
когда его руки в мороз греют пальцы,
ты чувствуешь душу в каждом словечке,
не важно, вы беженцы или скитальцы.

когда лечат простые правые скобки,
когда сердца стук его вместо бита,
ты вдруг забываешь о той мизантропке,
что для других живет внутри тебя.

когда его голос слаще конфеты,
когда его запах роднее, чем дома,
ты не замечаешь: одеты, раздеты,
это мутнее и крепче, чем кома.