OTHERSIDE OF PARANOIA

Я посмотрела на тоненькую книжку в мягком переплёте, 270 страниц. Это будет легко. Но нет, беспощадно ошибалась. Герман Гессе ворвался в мою жизнь посредством самой тяжелой книги, которую когда-либо читала. 80 страниц заполнили 2 дня. Остаток читался с не меньшим усилием, потому, как перечитывала каждую страницу по много раз, будто не в праве перейти на следующую, хотя бы отчасти не поняв смысл предыдущей.
Карандаш для подчеркиваний затупился, беспрестанно выделяя важные фразы, хотя стало очевидно, что с таким же успехом, могу подчеркнуть каждую строку. Да, Гессе не мелочился. Если определенная фраза не несла важного философского смысла для меня, то была насыщенна иным: либо мастерством неутомительного описания, или деталей, раскрывающих глубокий характер Гарри. С какого-то момента, стала намеренно читать медленней, чтоб растянуть это восхитительно-мучительное удовольствие, появился страх того, что будет дальше. Страх, что если Гарри в один ужасный день послушает голос, что твердит ему: "Ступай домой, и перережь себе горло. Хватит откладывать", то эту смерть я буду оплакивать, будто настоящую. Это может показаться нелепым, и даже вижу, как насмешливо смотрит Гермина, произнося: "Ты, вообразила себя степным волком?!", но этот трактат, предназначенный только для сумасшедших, он вывернул и меня изнанкой наружу, каждым словом, фразой, описанием будто шире распахивая глаза. Будто пробуждая от какой-то нелепой комы. Особенно эти: "Напротив. У него было много друзей. Многим он нравился. Но находил только симпатию и приветливость. Ему дарили подарки. Приглашали в гости. Писали милые письма. Но сближаться с ним, никто не сближался. Единения не возникало, никто не желал, да и не был способен делить с ним его жизнь"; "Что этот дикий, злой волк-еще и человек, еще и тоскует по доброте и нежности, еще и хочет слушать Моцарта, читать стихи и иметь идеалы". Возможно это нелепо. Но Гарри 47, а я вижу в нем отображение в свои 17, может это чего –то стоит. Но отойдем от анатомического стола, на который положила свое мнимое "я", вернемся к Гарри. Наивно полагать, что этот персонаж-всего лишь нелюдим и отшельник, разочарованный в жизни, решивший отстраниться от людей, привычной жизни, и всего этого пошлого разнообразия, которое почему-то называют действительностью. О нет. Если бы все обстояло так, то нашел бы свое умиротворенное счастье в буддийском храме. Гарри-скиталец, заложник своей сущности, не способный вписаться в этот новый мир, ужиться с этими людьми, размышляющий слишком много. От него веет чужим, и люди предпочитают опасливо стоять в стороне. Не приближаясь, и все же выглядеть, как подобает приличиям, вежливо и приветливо. Но когда Степной волк дремлет, Галлер все же шепотом, нехотя признает, что он хочет быть частью этого мещанства, которое презирает, обрести тихое, простое счастье, семью, быть нормальной частью жизни, быть способным на радость. Быть простым и нормальным. Быть человеком. Но для того, кто способен ясно думать и видеть вещи, не желающего мириться с происходящим, для того, кто живет с волком внутри это вряд ли возможно. Свою трагедию Гарри видит в том, что не может найти себе места, в противостоянии волка и человека, которое только усложняет. Но я вижу другое. Назвав себя Степным волком, он упрятал поглубже страхи жить, страх неумения жить, того, что все беды списывает на дикую натуру, тем самым отмахиваясь от попыток что-либо изменить. Да, Гарри боится перемен, и в момент, когда смотрит реальности в глаза, отчаянно хватается, удерживает степного волка внутри, которого еще мгновенье назад проклинал. Ведь иначе, лишиться единственного оправдания ничтожности своей жизни. Трагедия Гарри Геллера в том, что так четко высказал Моцарт на последних страницах: "Вы сделали из своей жизни какую-то отвратительную историю болезни. Из своего дарования-какое-то несчастье". И то, что скажет Гермина, будет в высшей степени правдиво и справедливо. Перед нами Степной волк. И перед нами маленький мальчик. Только прячется от пугающих поворотов жизни не под одеялом, а под личиной дикого зверя. Итак, он неспособен жить, или не хочет постараться, опасаясь провала(?). Но не только. Трагизм личности также проявляется в том, что неоправданно упрощает, сводит к примитивному, удобно пользуясь упрощающей мифологией, расщепляя свою душу на 2 компонента, ведь в каждом их живет великое множество. "Объяснить столь разностороннего человека, как Гарри, наивным делением на волка и человека-это и вовсе безнадежно ребяческая попытка". В действительности, любое "я", даже самое примитивное-это не единство, а многосложный мир, что терпит надругательства, когда его пытаются упаковать и грубо упростить. Так утверждают. И я верю. И нет лучшего подтверждения этому, чем сама книга. Позвольте и ее воспринимать как живую. Гессе ее наделил душой, иначе никакие восхитительные слова, не оставили бы такого смятения, двойственности, правдивости, и ощущения надежды. В ней тоже раскрывает множество душ. И только ты начинаешь привыкать и воспринимать ее казалось бы привычно, как тут же случается резкий поворот. Не только сюжета. Те, выводы, что были истиной мгновенье назад, на следующей странице, разбиты в пух и прах. Эта книга уникальна, ведь ее создатель поистине вне времени. Использует приемы и обороты современной литературы, хотя вернее было бы согласиться, что он один из тех, без кого современная мировая литература не состоялась бы. Проницательно смотрит в будущее, на технический прогресс и роль человека. да и на самого человека. И видит неправильность того, "Что такой человек, как Гарри, должен в одиночестве, робости и отчаянии хвататься за бритву". Стиль автора уникален. Глубина мыслей и размышлений не упрощена, для всеобщего понимания, ведь еще в начале, говорит через человека, несущего плакат: "магический театр. Не для всех", и через неизвестного автора трактата: "только для сумасшедших". Ведь те, кто осознав, сколько личностей и душ вмещают в своей груди, стоит им лишь заикнуться об этом. Тут же будут названы сумасшедшими. И ведь многогранно понять автора, очевидно, не сможет тот, кто не отбросит привычные истины и не посмотрит прямо и без опасений в темное зеркало, где распадается его привычное, но в действительности мнимое единство на множество шахматных фигур, с которыми играешь главную партию. Жизнь.
Гессе наполнил свое творение философией, трагизмом, смирением, переменами, мистицизмом и верой в лучшее, в конце концов. Я бесконечно благодарна писателю. Лучшего для Гарри, по прозвищу Степной волк, нельзя желать. Человека, который способен вытащить из морга, поскольку жизни в герое было так мало, что едва хватало на притворства-Гермину. И магический театр, способный на невероятное. Возможность входа в этот театр, возможность осознавать свое сумасшествие и способность ободрительно, прорицающе, так сочувственно и весело улыбнуться своему зверю. Никаких ясных окончаний и выводов. Ведь это бы поставило точку, остановило развитие. Нет. Когда-нибудь он научится смеяться. Когда-нибудь он сыграет в эту игру лучше. "И тот, в ком нет волка, не обязательно счастлив от этого". О нет. Тот, в ком нет волка-счастлив по-своему, в неведении, не видя иного мира, и несчастен, потому как лишен возможности видеть и не способен быть участником магического театра сумасшедших. Дочитав, все равно ношу эту книгу с собой. Это потрясающее открытие. Неоднозначное и многостороннее. Эти неописуемые ощущения, такие сильные, что развернули лицом к лицу с собой, переиграли знакомое и привычное, заставили задуматься и искать ответы, вытащили наружу под яркий свет собственные страхи, предоставляя самой растоптать их.

Как оказалось, моя нескучабельность была временной. А может и самообманом. Хоть и казалось, что проскучала до дыр и протерла этим скучанием, кажется, весь материал, даже самый прочный, дойдя до точки. Ан-нет. Что-то затягивает в темную аллею, где лишь изредка попадаются слабенькие фонари. Не хочется по этой аллее бродить - откуда же мне знать, на сколько я там застрять могу? Пытаюсь найти выход, но ничего, кроме смирения и жгучей обиды не вижу. И, казалось бы, все, что мне нужно - это несколько слов и место для шага вперед. Как пелось в песне. Но, увы, слова сказаны, даже более чем, целые сочинения были прочитаны вслух и читались они изнутри. Место для шага вперед было - я сделала два, если не больше. Кажется, тесно стало. Не мне. Но все для тебя. Тесно? Иди к черту, там места наверняка много. Лучше бы, конечно, тебе остаться, но силовать никого я не стану. Я буду стоять у изгороди и надеяться. Можешь не заглядывать в глаза и не ждать реакции, пытаясь хитрить, будто уходишь. Ты знаешь, что внутри. Выбор за тобой. У меня ни одна мышца не дрогнет. А я пока буду пытаться сделать так, чтоб мои глаза потихоньку привыкали к темноте, это мне понадобится.

А вы не забыли надеть шляпу? :)

Безумно хочу открыть двери своего шкафа, скинуть всю одежду с полок, положить в пакеты и выкинуть. Мне нужен новый гардероб. Продуманный, с яркими жакетами, блузками, сумками.Мне безумно нравится, что этой весной и летом цвет как нельзя актуален. Предлагаю оценить новый лукбук Zara. Меня он немного вдохновил!

Сегодня прямо день-наваждение. Столько всего, что некуда поместить, вместить, да так, чтоб компактно и желательно не во мне. Зачем это всё именно сегодня - мне не ясно. Знаю только цель произошедшего. Расставить приоритеты и решить. Решения-решения-решения… Всё вверх дном, всё ходуном. И даже не волнами, не шторм, ни ливень, а цунами, не много ни мало. Если взять к примеру меня как вазу, где-то на уровне глаз будет вода и куда её девать не понятно, что делать, как… Я настолько расстеряна и потеряна, что нет ни одной мысли в голове, только усталость и пустота. Хотя пора бы к пустоте привыкать, но всё никак. Пожалуйста, пусть это всё уйдёт из моей головы, иначе я взорвусь рыданиями. Вазы ведь могут лопаться из-за давления? А и не важно. Моя-то может. Она всё может. Ассоциации, ниточки, руки, касания, запахи, места, письма, песни, кто как улыбался, взгляды и прочую лабуду никак не вытащишь насильно и тем более не выудишь за один раз. Опять я наивняк неимоверный.