himmel.Немецкое небо

Я говорила себе: "Давай, надо выплакаться раз и навсегда. Вылить все слёзы, выжать, как губку, моё большое печальное тело и перевернуть страницу. Думать о другом. Идти вперёд мелкими шажочками и всё начать сначала"

>Тебе, я знаю, холодно очень.
От батареи не согреться.
Я пришлю тебе по почте
Одеяло и кусочек сердца.

Укутаешь тогда свои ноги.
Забудешь о проблемах и быте.
Я пришлю теплоты немного.
У меня ведь она в избытке.

Дима Птицами

Как-то раз отец с сыном и осликом в полуденную жару путешествовал по пыльным улицам.
Отец сидел на осле, а сын вел его за уздечку.
— Бедный мальчик, — сказал прохожий, его маленькие ножки едва поспевают за ослом. Как ты можешь лениво восседать на осле, когда видишь, что мальчик совсем выбился из сил?
Отец принял его слова близко к сердцу. Когда они завернули за угол, он слез с осла и велел сыну сесть на него.
Очень скоро им повстречался другой человек. Громким голосом он сказал:
— Как на стыдно! Малый сидит верхом на осле, как султан, а его бедный старый отец бежит следом!
Мальчик очень огорчился от этих слов и попросил отца сесть на ослика позади него.
— Люди добрые, видали вы где-либо подобное? — заголосила женщина. — Так мучить животное! У бедного ослика уже провис хребет, а старый и молодой бездельники восседают на нем, будто он диван! О несчастное существо!
Ни говоря ни слова, отец и сын, посрамленные женщиной,
слезли с ослика. Едва они сделали несколько шагов, как на пути встретился человек, который стал насмехаться над ними:
— Чего это ваш осел ничего не делает? Не приносит никакой пользы - даже не везет кого-нибудь из вас на себе?
Отец сунул ослику полную пригоршню соломы и положил руку на плечо сыну:
— Что бы мы не делали, — сказал он, обязательно найдется кто-то, кто с нами будет не согласен. Я думаю, что мы сами должны решать, как нам жить.

Они все равно уйдут, даже если ты обрушишься на пол и будешь рыдать, хватая их за полы пальто. Сядут на корточки, погладят по затылку, а потом все равно уйдут. И ты опять останешься одна и будешь строить свои игрушечные вавилоны, прокладывать железные дороги и рыть каналы - ты прекрасно знаешь, что все всегда могла и без них, и именно это, кажется, и губит тебя.

Они уйдут, и никогда не узнают, что каждый раз, когда они кладут трубку, ты продолжаешь разговаривать с ними - убеждать, спорить, шутить, мучительно подбирать слова. Что каждый раз когда они исчезают в метро, бликуя стеклянной дверью на прощанье, ты уносишь с собой в кармане тепло их ладони - и быстро бежишь, чтобы донести, не растерять. И не говоришь ни с кем, чтобы продлить вкус поцелуя на губах - если тебя удостоили поцелуем. Если не удостоили - унести бы в волосах хотя бы запах. Звук голоса. Снежинку, уснувшую на ресницах. Больше и не нужно ничего.

Они все равно уйдут.

А ты будешь мечтать поставить счетчик себе в голову - чтобы считать, сколько раз за день ты вспоминаешь о них, приходя в ужас от мысли, что уж никак не меньше тысячи. И плакать перестанешь - а от имени все равно будешь вздрагивать. И еще долго первым, рефлекторным импульсом при прочтении/просмотре чего-нибудь стоящего, будет: “Надо ему показать.”

Они уйдут.

А если не захотят уйти сами - ты от них уйдешь. Чтобы не длить ощущение страха. Чтобы не копить воспоминаний, от которых перестанешь спать, когда они уйдут. Ведь самое страшное - это помнить хорошее: оно прошло, и никогда не вернется.

А чего ты хотела. Ты все знала заранее.

Чтобы не ждать. Чтобы не вырабатывать привычку.

Они же все равно уйдут, и единственным, что будет напоминать о мужчинах в твоей жизни, останется любимая мужская рубаха, длинная, до середины бедра - можно ходить по дому без шортов, в одних носках.

И на том спасибо.

Да, да, это можно даже не повторять себе перед зеркалом, все реплики заучены наизусть еще пару лет назад - без них лучше, спокойнее, тише, яснее думается, работается, спится и пишется. Без них непринужденно сдаются сессии на отлично, быстро читаются хорошие книги и экономно тратятся деньги - не для кого строить планы, рвать нервы и выщипывать брови.

И потом - они все равно уйдут.

Ты даже не сможешь на них за это разозлиться.

Ты же всех их, ушедших, по-прежнему целуешь в щечку при встрече и очень радуешься, если узнаешь их в случайных прохожих - и непринужденно так: здравствуй, солнце, как ты. И черта с два им хоть на сотую долю ведомо, сколько тебе стоила эта непринужденность.

Но ты им правда рада. Ибо они ушли - но ты-то осталась, и они остались в тебе.

И такой большой, кажется, сложный механизм жизни - вот моя учеба, в ней столько всего страшно интересного, за день не расскажешь; вот моя работа - ее все больше, я расту, совершенствуюсь, умею то, чему еще месяц назад училась с нуля, участвую в больших и настоящих проектах, пишу все сочнее и отточеннее; вот мои друзья, и все они гениальны, честное слово; вот… Кажется, такая громадина, такая суперсистема - отчего же это все не приносит ни малейшего удовлетворения? Отчего будто отключены вкусовые рецепторы, и все пресно, словно белесая похлебка из “Матрицы”? Где разъединился контактик, который ко всему этому тебя по-настоящему подключал?

И когда кто-то из них появляется - да катись оно все к черту, кому оно сдалось, когда я… когда мы…

Деточка, послушай, они же все равно уйдут.

И уйдут навсегда, а это дольше, чем неделя, месяц и даже год, представляешь?

Будда учил: не привязывайся.

“Вали в монастырь, бэйба” - хихикает твой собственный бог, чеканя ковбойские шаги у тебя в душе. И ты жалеешь, что не можешь запустить в него тапком, не раскроив себе грудной клетки.

Как будто тебе все время показывают кадры новых сногсшибательных фильмов с тобой в главной роли - но в первые десять минут тебя выгоняют из зала, и ты никогда не узнаешь, чем все могло бы закончиться.

Или выходишь из зала сама. В последнее время фильмы стали мучительно повторяться, как навязчивые кошмары.

И герои так неуловимо похожи - какой-то недоуменно-дружелюбной улыбкой при попытке приблизиться к ним. Как будто разговариваешь с человеком сквозь пуленепробиваемое стекло - он внимательно смотрит тебе в глаза, но не слышит ни единого твоего слова.

Что-то, видать, во мне.

Чего-то, видать, не хватает - или слишком много дано.

И ты даже не удивляешься больше, когда они правда уходят - и отрешенно так, кивая - да, я так и знала.

И опять не ошиблась.

Вера Полозкова

от дождя мои волосы волнами словно море.
с привкусом соли и красной рябины.
я как тебя никого еще не любила.
расстояния льются молочным дымом в ладони.
по ночам задыхаюсь от боли пронзающей скулы.
глупо смеюсь представляя себя твоей куклой.
вряд ли найдется место на полке среди любимых.
отговорки-причины искать нелепо и поздно.
точка невозвращения пройдена слишком успешно.
просто если когда-то ты в меня тоже.
знай – в моем сердце всегда для тебя будет место.

Кай Питерский

уж извини, что грубо, но по-моему,
когда у человека охуенный трабл в личной жизни,
тут не до тонкостей и дипломатии,
не находишь?

мы у кого-то на party, я вхлам
ты сидишь рядом со мной, и что-то шепчешь про любовь, включаешь "oh laa "
меня еще больше блюет
у тебя руки холодные, как лед
меня выворачивает, музыка орет
у тебя начался приход

тебя уносит, ты уже не со мной
ты не мой герой, но я хочу быть с тобой

Маяковский же.

Все, что ты
решаешь пережить,
переживешь не раз,
а тысячи раз,
пока не запомнишь
этот опыт
до конца своей жизни.