All in your hands

Сначала он был лед,
Она - огонь.
Она его почти не задевала
Но в ней был терпкий дикий мед
Которого ему так не хватало.

Он пил ее как хищник пьет ручей:
Лакал, глотал и щурился довольно
Не говорил красивых он речей
И вел себя он с ней предельно вольно.

Он брал ее как шхуну - флибустьер
И убеждал ее почти-что силой
В ее глазах качался интерьер,
Она была растерянно-красивой

Он наконец взорвался как вулкан
И разрядил всю страсть одним разрядом
И вдруг почувствовал: захлопнулся капкан
И дикий мед стал изощренным ядом.

Теперь он будет жаждать вновь и вновь
И тщетно уповать на постоянство
Мучительная, странная любовь
Теперь заполнит все его пространство.

Она…поставит тоненький каблук
На мощную поверженную тушу
И скажет: "Ты мой самый лучший… друг "
И заберет в трофеи его душу..

Знаешь…а ведь я наверно никогда не смогу забыть тот день. Растрёпанные волосы..минимум косметики..слабый аромат моих любимых духов, витавший по комнате…Мои чуть прохладные пальцы медленно перебирали рисунок на стенах, не помню какой: возможно это были цветы, какие-то изогнутые линии, или же выпуклые фигурные изображения в виде незамысловатых человечков…отчётливо помню только то, что стены были шероховатые, как и изгибы твоей скрытной души.

Я уверена, что душа каждого человека имеет свой индивидуальный цвет. У кого-то она белая, жёлтая, чёрная, серая, фиолетовая, а может быть и красная. Но твоя душа наверно синего оттенка. Почему? Да потому что я люблю именно синий цвет. В моём понимании он символизирует искренность, необыкновенность человека и влюблённость.

А ещё глаза… точнее взгляд… до сих пор не удаётся выкинуть из мыслей, хотя прошло уже достаточно времени. Ведь в памяти откладывается всё то, что для человека имеет наивысшую ценность. Знаете, к тому взгляду можно подобрать тысячи прилагательных, но ни одно из них не сможет его полностью охарактеризовать. Мечтательный, ранимый, прожигающий, злой, искренний, испепеляющий, очаровательный, пронзительный, глубинный…наверно глубинный…это слово подходит больше всего. Такое ощущение, что в чужих глазах необыкновенной чистоты зеркало, в котором ты видишь своё отражение…свои чувства, эмоции, настроение, переживания. На секунду показалось, что оно создано только для меня, что никто в нём больше не сможет увидеть то, что удалось разглядеть именно мне. Чужие глаза смотрели с такой заботой и добротой, что мне захотелось расплакаться. И я не выдержала…

Я не люблю, когда трогают моё лицо. Ни нос, ни губы, ни щёки. Я считаю это нарушением личного пространства. Человек, а особенно чужой, не должен вторгаться в мою интимную зону. Это не война. Если будет нужно, он поймёт тот знак, который будет символизировать ему как «Можно». Я стараюсь не подпускать к себе человека ближе чем на 35 см…Это мой принцип. Но…как мы знаем из правил русского языка…существуют исключения, которые в моей жизни довольно редки. Но если они случаются, то это не просто так. Это значит, что человеку я полностью доверяю и когда на душе тяжело – я всё расскажу именно ему.

Глаза…Вы когда-нибудь благодарили Бога за то, что он подарил вам такую способность…способность видеть? Небо, деревья, походку и манеру одеваться другого человека…Всё это можно увидеть, «сфотографировать» глазами, и потом ещё долго представлять в памяти те картинки.

Почувствовав прикосновение твоих тёплых пальцев, мне стало не по себе. Мелкая дрожь пролилась по всему телу. Стало нечем дышать. Невероятно..да, такое бывает. Одно прикосновение заставило меня забыть обо всём. Одно прикосновение заставило посмотреть на тебя по-другому. Я знаю – тебе можно доверять. Да, понимаю…Доверие не возникает спонтанно, его нужно «растить» очень долгое время. Но я говорила, что бывают исключения…Очень нежно и неуверенно ты вытирал с моего лица слезинки, не замечая того, что мне было неловко. Неловко до такой степени, что хотелось убежать. Ты был таким искренним…таким настоящим…Только в такие моменты можно по-настоящему увидеть душу человека…

И я смогла увидеть твою…

Ваша Ирина Малкина

И всё же это случилось. Неожиданно, как это обычно бывает. Ведь все боятся смерти, но никто её не ждёт. И она приходит сама. Это оказалось не так страшно, как я могла себе представлять. Хотя сначала было больно и… смешно. Может, от шока и боли, а, может, от того, что это всё же произошло, как я этого ни боялась…

Я с раннего детства испытывала панический страх перед автомобилями, видела себя беспомощной и переломанной под их колёсами. При виде машин, несущихся на меня или даже мимо, мною овладевала дичайшая паника. Испуг пожирал меня… каждый раз я мучительно умирала от липкого страха и… оживала снова.

В этот раз я не ожила. Железный монстр с силой врезался мне в спину и подбросил вверх… я почувствовала, как погибают мои кости, как застывает позвоночник, как холодеет тело. Я захохотала от боли и упала на холодный тёмный асфальт. Пьяный водитель затрясся от ужаса, затем со скрипом колёс развернул железного губителя и умчался в серый дождь, оставив меня в луже крови, смешивающейся с дождевой водой, на мокром чёрном асфальте…

Я лежала перед его домом, ведь ещё несколько мгновений назад шла к нему в полной готовности закатить скандал… Я ведь знала, что человек, которого я любила больше жизни, сейчас с ней… Сейчас, когда я погибаю на мерзком ледяном асфальте, он шепчет ей ласковые слова, заглядывая в её большие чистые глаза, целует её губы, щёки, волосы… Я умирала, а он ничего не знал…

Наивные… Они думали, что я ни о чём не догадываюсь… Их роман у меня за спиной длился уже полгода. Я точно знала, когда они вместе, с точностью до минуты. Когда они шли по улице, взявшись за руки, думая, что их никто не видит, я провожала их невидящим от слёз взглядом, прячась где-нибудь за углом, за деревом.. Они были счастливы, а я чувствовала такую боль в своей чёрствой двадцатилетней душе! Но я не могла признаться им в том, что я знаю всё, я боялась его потерять совсем! А они, в свою очередь, боялись моей реакции, хотя для меня лучше самая какая ни на есть страшная правда, чем гнусная ложь, и они это знали, но всё равно продолжали лгать.. Лгать, что ничего не произошло, что всё, как прежде. Но я знала, что как прежде уже не будет никогда, потому что в нашей жизни появилась она, а ей было там не место.

Трудно себе представить более разных людей, чем я и она. Младше меня, она была слишком правильной, слишком… скучной. Её поведение всегда можно было предугадать. Для неё всегда существовало или чёрное, или белое, для неё не существовало оттенков или полутонов. Для неё не было просто людей – были или плохие, или хорошие. Она не понимала, что в каждом плохом человеке, как бы он ни опустился, можно найти что-то хорошее, а в хорошем, пусть он сам ангел, рано или поздно откроется маленькая чёрточка недоброжелательности или ехидства. Она не понимала, что все мы – люди, какими бы ни были. Она осмеливалась осуждать кого-то, порицать… Кто дал ей это право, для меня до сих пор остаётся загадкой… И она смела судить меня! Да, я не была такой тихой, как она, я могла высказать человеку без обиняков всё, что я о нём думаю прямо в лицо, и не жалеть об этом, я не любила недомолвок. Да, я взрывалась по каждому поводу, но лучше выплёскивать эмоции сразу, чем копить их в себе, а потом однажды всё же лопнуть, обдавая окружающих таким фонтаном ненависти, что погибла бы вся планета. Она смела обзывать меня эгоисткой! Воистину, в чужом глазу соломинку видит, а в своём не замечает огромного трухлявого бревнища… Это она, которая пыталась забрать его себе целиком, которая упала, как снег на голову, отобрать у меня того, кого я любила больше жизни практически с раннего детства! И если бы она посмела своим тошнотно-сладеньким правильным голоском возразить мне, что она его любит тоже, я бы, наверное, плюнула ей в лицо… Может, для неё со временем он и стал смыслом жизни, но для меня он и был самой жизнью! Её любовь не была, как моя, с первого взгляда… Она долго к нему присматривалась, узнавала, прежде, чем испытать какие-то серьёзные чувства.

Если бы у неё была хоть капелька человечности и побольше ума, она бы повернулась и ушла, оставив нас в покое. Так кто из нас большая эгоистка?

Она думала только о себе, плачась, что она одинока, несмотря на окружение, рыдая, что ей плохо, или о своих друзьях… А я, стиснув зубы, могла помогать совершенно незнакомому человеку, забыв о себе, тая свою боль в себе, не желая переносить на других людей, особенно близких мне. Я вовсе не имею в виду, что я ангел с крылышками, скорее, исчадие Ада, но таящее в себе что-то хорошее, человеческое. Я согласна, что во мне столько зла, что хватило бы на десяток-другой девушек, но я, по крайней мере, и не скрывала его, не отрицала, что я – такая, не строила из себя пай-девочку, готовую ринуться на помощь всем и вся… Я не изображала готовность, я – помогала…Сколько тайн я хранила в себе… и через несколько минут они умрут вместе со мной. Я хотела стать личностью, хотела что-то делать для людей… уже ничего этого в моей жизни не будет, потому что она угасает с каждой секундой, как свечка возле могильной плиты.

И всё же он любил нас обеих – я не берусь сказать, кого больше, потому что мы с ней слишком разные, и любовь его к нам была не одинакова. Чего не было в ней, было во мне, и наоборот. Он не хотел терять ни одну из нас, но понимал, что так не может продолжаться вечно…

На улице было неописуемо холодно, но холода я уже не чувствовала своим истерзанным телом, температуру воздуха я примерно могла угадать по пару, в который превращалось моё слабое дыхание. Моё белое платье стало мокрым и – красным. Мои чёрные волосы слились с асфальтом. Мои мысли обрывались, накладывались одна на другую, мне уже не хотелось почти ничего, а только одного – чтобы это поскорее закончилось…

Дверь его подъезда распахнулась. Я знала, что это была дверь именно его подъезда, хоть и не видела, я чувствовала. Я представляла, как они выходят из подъезда, счастливые, красивые… Она – маленькая и хрупкая блондинка, он – невысокий, но сильный брюнет. Я слышала обрывок их разговора, который сменился дикими криками, когда они заметили моё распластанное тело на мокрой и грязной дороге.

Он подбежал ко мне, бережно склонился надо мной, его слёзы заливали моё и так мокрое от дождя лицо. Она застыла в немом ужасе, нелепо заламывая руки. (-Как трогательно! –если бы я не была так слаба, я бы непременно ехидно усмехнулась, но у меня уже не было сил даже на это).

-Что ты стоишь? – гневно закричал он ей, - вызывай скорую! Она, как послушная собачонка, побежала исполнять приказ.

-Скорая уже не поможет, - прошептала я и с нечеловеческими усилиями улыбнулась ему. – Я… ты…, - на большее у меня не хватило сил.

-Котёнок, всё будет хорошо, всё… - он осёкся, услышав стоны боли. Как он был красив! Я ещё раз пожалела, что покидаю этот мир, который был ко мне так жесток, а, может, это я была жестока к нему – теперь уже не имеет значения.

Его слёзы текли на моё лицо, обжигая, оставляя еле заметные следы. Я слушала его бессвязный шёпот, и физическая боль смешивалась с болью в сердце…

-Это я виноват, что не был в тот момент с тобой, что… - всё равно уже ничего не вернёшь… - Если бы я не… этого бы не произошло… - Поздно, поздно, о чём тут говорить?

Я услышала её тихие шаги.

-Скорая сейчас приедет, - своим приторно–правильным голосом сказала она, с ужасом нелепо таращась на нас двоих.

Скорая… мне уже ничего не нужно.. Мои глаза уже закрывались, и тело погружалось в сон - вечный сон.

-Уходи, - крикнул он ей. –Виноваты мы оба: я – потому, что не был с ней, а ты – потому что это из-за тебя я не был с ней…

Бедная девочка, она зарыдала, наверное, в первый раз в жизни мне стало её жалко. Но жалость тут же сменилась злорадством. Он не будет со мной… но он не будет и с ней. Эту битву выиграла я. Она подбежала к нам, но он со злостью оттолкнул её, и она в слезах убежала прочь. Трусиха, так легко отказывающаяся от своего счастья. Я бы на её месте попыталась остаться с ним, пусть даже ценой чьей-то жизни.

-Я люблю тебя, - прошептала я банальную фразу, которую на протяжении многих столетий повторяли тысячи и тысячи влюблённых, но из-за этого она не потеряла своей красоты и значимости. – Я… - я уже не смогла договорить, ведь каждое слово давалось мне чудовищными усилиями и.. болью. Но к боли примешивалась и радость – он не будет с ней… Это была моя маленькая месть ей. За всё. Вот так, даже уходя из жизни, я сделала свою последнюю подлость. Даже умирая, я осталась сама собой.

-Я люблю тебя, - ещё раз повторила я (я могла повторять это бесконечно, были бы только силы) и почувствовала, как моя душа покидает свою тесную оболочку.

– Спасибо тебе…, - попыталась я сжать его тёплую руку своей похолодевшей рукой и… умерла. Я не видела больше его страданий и не страдала сама. Почему люди понимают, как много значат для них близкие, только в самые трагичные моменты? Потому, что они – люди…