двоеночество

Одиночество. Даже в этом слове есть уже некое волшебство, как же тогда описать то, что оно обозначает? Сладкое понимание того, что ты не должен слушать чужие проблемы, изображать интерес к чужим мыслям или банальным историям. Тебе нужно только закрыть глаза и наслаждаться этим глотком воды посреди пустыни. Думать о том, о чем хочешь думать – никто не осудит или не оспорит твои слова. Можно петь, когда ты этого не умеешь, можно жить только ради себя. В эти священные минуты одиночества. Никаких обязательств – только ты и звуки этого восхитительного, сотворённого гением мира.

Она часами могла сидеть одна, смотреть куда-то в даль и удивляться, как же хорош этот мир. Особенно она любила поздние ночи, когда улицы Москвы пустовали и все казалось таким совершенным без этих бегущих куда-то людей. Скорее, вперед, там же, наверное, люди, офисы и куча невыполненных дел. То ли в счет ее незрелости, то ли из-за ее беспечности, она никогда не понимала этих людей. Дом, работа, снова дом. А жизнь все летит и летит, и не успеешь оглянуться, как ты уже стар, как папа Римский и сидишь в своей провонявшей зрелостью квартире, вышивая платочки для внуков. Столько всего сейчас, рядом, а ты просто не видишь и все бежишь дальше. Так странно было понимать, что у них – дела, а у тебя только «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека…». Хотелось крикнуть: «Стой, подожди, посмотри, какие красивые облака сегодня!». Но ведь не поймут, посмеются и побегут дальше. А, может, и вовсе сочтут за ненормальную. Но это ничего, это не страшно, когда есть своя голова, свои мысли и свое одиночество. Только свое и ничье больше, только свое…

***

Она затянулась и игриво посмотрела ему в глаза. Ей так нравилось смотреть ему в глаза, хоть они и были самыми обычными из всех глаз. Просто было в них что-то, чего она никогда не могла понять. Может быть, отголоски ее собственных мыслей, хотя они никогда не говорили о чем-то действительно важном – они словно заключили негласный договор в их первую встречу. Снова ее улыбка.

- Почему улыбаешься? – очередной вопрос с его едва заметными лапками в уголках глаз.

- Да так. Вспоминала нашу первую встречу. Рада, что все-таки не посчитала тебя последним идиотом, - слегка приметное подмигивание и вновь серьезное лицо.

- Радуйся, что я тогда вообще согласился с тобой знакомиться, настроение у меня было скверное!

- Ох, благодарю покорно, сэр!

И опять привычная улыбка, затяжка и взгляд в сторону. Стоило ли вообще начинать об этом говорить? Теперь оба задумались и отдались приятной ностальгии. Довольно часто их можно было застать в ненавязчивом молчании. Они вообще любили молчать, подпитывая друг друга почти незаметными поводами для размышлений. Она точно знала, что он думает именно о том, как они тогда хохотали вместе, как будто зная друг друга уже несколько лет, а не всего пару часов. Ей очень нравилось читать его мысли по выражению лица, хотя она никогда бы не призналась ему в этом. Пусть лучше считает ее дурочкой, чем станет шифроваться – вот был ее девиз.

- Знаешь, мне, кажется, пора, - с ожиданием его реакции, сказала она.

- Так рано? Жаль-жаль. Ну ничего, я позвоню Оле и мы проведем с ней куда более насыщенный вечер, - все с тем же ожиданием ответил он, ехидно скрывая улыбку и показательно ковыряясь в своем пиджаке.

- Чертов бабник! – засмеялась она и, как всегда, чмокнув его в нос, поправила сбившуюся юбку, - до скорого, а Оле – привет!

- И не подумаю. Пока, пупсик.

Глупый мальчишка, он всегда знал, как заставить ее подольше о нем думать. Возможно, она была слишком ревнива, но что поделаешь – так жалко делиться своим счастьем с другими.