My beautiful escapism..

..Они встретились глазами. Его - ярко голубые, цвета неба, цвета девственных вод океана и ее - светло карие, цвета солнца и подсолнухов. "Поехали отсюда". Это было единственное, что она сказала в те минуты..
…Теплый горный ветерок ласково трепетал ее черные волосы. Она, в белом длинном платье, бабочкой порхала по зеленому полю, полного летних цветов разного цветового спектра. Ее тело пахло нежным ароматом этих цветов, а глаза цвета солнца завершали теплый образ.
Он сидел, не сводя с нее пристального взора и улыбался глазами. Так умел только он. Три пряди волос упали на его светлые глаза. Именно три пряди. Как всегда. Стебелек сухой травы торчал из уголка его губ, таких чувственных губ. Он расслабленно сидел на траве, поджав ногу к подбородку. Голый торс, черные штаны, босые ноги. Он был так прекрасен, что она невольно отвлекалась от своих нимфийских танцев, останавливая взор на нем. Сколько же ей понадобится еще времени, чтобы насладиться вдоволь его присутствием?! Это вопрос будоражил ее еще с того момента, когда она подарила "этому прекрасному незнакомцу" флакончик со своими слезками, выплакаными по нему..

По своей молодости и неопытности я всегда полагал, что для сердца человеческого нет ничего мучительнее терзаний и жажды любви. Но с этого часа я начал понимать, что есть другая, и, вероятно, более жестокая пытка: быть любимым против своей води и не иметь возможности защищаться от домогающейся тебя страсти. Видеть, как человек рядом с тобой сгорает в огне желания, и знать, что ты ничем не можешь ему помочь, что у тебя нет сил вырвать его из этого пламени. Тот, Кто безнадежно любит, способен порой обуздать свою страсть, потому что он не только ее жертва, но и источник; если влюбленный не может совладать со своим чувством, он, по крайней мере, сознает, что страдает по собственной вине. Но нет спасения тому, кого любят без взаимности, ибо над чужой страстью ты уже не властен и, когда хотят тебя самого, твоя воля становится бессильной. Пожалуй, только мужчина может в полной мере почувствовать безвыходность такого положения, только он, вынужденный противиться, чувствует себя при этом и жертвой и преступником. Потому что, если женщина обороняется от нежелательной страсти, она подсознательно повинуется инстинкту своего пола: кажется, сама природа вложила в нее этот изначальный жест отказа, и даже когда она уклоняется от самого пылкого вожделения, ее нельзя назвать бесчеловечной. Но горе, если судьба переставит чаши весов, если женщина, преодолев стыдливость, откроет сердце мужчине, если она предложит ему свою любовь, еще не будучи уверена во взаимности, а он, предмет ее страсти, останется холодным и неприступным! Это тупик, и выхода из него нет - ибо не пойти навстречу желанию женщины означает нанести удар ее гордости, ранить ее стыдливость; отвергая любовь женщины, мужчина неизбежно оскорбляет самые высокие ее чувства. Тут уже никакого значения не имеет деликатность отказа, бессмысленны все вежливые, уклончивые слова, оскорбительно предложение просто дружбы; если женщина выдала свою слабость, всякое сопротивление мужчины неминуемо превращается в жестокость; отказываясь от ее любви, он всегда становится без вины виноватым. Страшные, нерасторжимые узы! Только что ты еще был свободен, принадлежал самому себе и никому ничем не был обязан, и вот внезапно тебя подстерегают, преследуют, как добычу, ты становишься целью чужого, нежеланного желания. Потрясенный до глубины души, ты знаешь: теперь днем и ночью кто-то ждет тебя, думает о тебе, тоскует и томится по тебе, и этот кто-то - женщина. Она хочет, требует, она жаждет тебя каждой клеточкой своего существа, всем своим телом. Ей нужны твои руки, твои волосы, твои губы, твое тело и твои чувства, твои ночи и твои дни, все, что в тебе есть мужского, и все твои мысли и мечты. Она хочет все делить с тобой, все взять у тебя и впитать в себя. Спишь ты или бодрствуешь - где-то в мире есть теперь существо, которое беспокойно ожидает тебя, ревниво следит за тобой, мечтает о тебе. Что толку, если ты стараешься не думать о той, которая всегда думает о тебе, что толку, если ты пытаешься ускользнуть, - ведь ты принадлежишь уже не себе, а ей. Другой человек теперь, как зеркало, хранит твое отражение - нет, не так, ведь зеркало отражает твой лик только тогда, когда ты сам, по своей воле подходишь к нему; она же, эта любящая тебя женщина, она вобрала тебя в плоть и кровь свою, ты все время в ней, куда бы ты ни скрылся. Ты теперь навечно заточен в другом человеке и никогда больше не будешь самим собой, никогда больше не будешь свободным, и тебя, неповинного, всегда будут к чему-то принуждать, к чему-то обязывать; ты все время чувствуешь, как эта неотступная мысль о тебе жжет твое сердце. Охваченный ненавистью и страхом, ты вынужден терпеть страдания той, которая тоскует по тебе; и я знаю теперь: для мужчины нет гнета более бессмысленного и неотвратимого, чем быть любимым против воли, - это пытка из пыток, хотя и вина без вины.

Мне и не снилось, что женщина может так безгранично любить меня. Не раз слышал я хвастливые рассказы товарищей о том, как та или другая "бегала" за ними; слушая эти бестактные истории о чьей-то навязчивости, я, быть может, даже смеялся вместе со всеми, ибо тогда еще и не подозревал, что любовь, в какой бы форме она ни проявлялась, пусть даже самой смешной и абсурдной, неотделима от судьбы человека, и равнодушие к любви - это уже вина перед нею. Но ведь все услышанное и прочитанное скользит мимо, не оставляя следов, и только пережитое самим тобою открывает сердцу истинную природу чувства. Лишь сам испытав, как тяжко бремя безрассудной любви нелюбимой женщины, я проникся сочувствием и к тем, кто насильно хочет быть мил, и к тем, кто всеми силами защищается от немилых. Но сколь неизмеримо больше была ответственность, лежавшая на мне! Ведь если подобный отказ женщине уже сам по себе жестокость, то каким ужасным будет мое "нет", мое "я не хочу", обращенное к этому пылкому ребенку! Я оскорблю больную, глубоко раню человека, и без того уже тяжело раненного жизнью, отниму у обездоленной надежду, последнюю опору, которая еще как-то поддерживает ее. Я сознаю, какой вред, быть может непоправимый, нанес я девушке, которую одно лишь мое сострадание потрясло до глубины души, тем, что уклонился, бежал от ее любви; я сразу же с ужасающей леностью понял, что, сам того не желая, совершил преступление, когда, будучи не в состояний ответить на ее любовь, не попытался хотя бы притвориться влюбленным.

Настроение отличное. Не знаю, что влияет на мое настроение, но оно меняется крайне резко и неожиданно. Так и в этот раз. Ничего хорошего не произошло, но чувствую себя окрыленно. Сейчас бы..берег моря. Как на картинке. Сидеть на этой горе, коктейль в кокосе, Харвест, музыка в плеере и закат. Я бы была счастлива.)

Что сказать..из меня хреновый писатель. Правда. Я могу написать что-то красивое только под сильным влиянием каких-либо чувств. Тогда они полностью окутывают меня и слова льются бесконечным потоком.. Потом перечитываю и думаю: "Черт возьми, она ненормальная."..

Но в этот момент у меня все стабильно. Тишь да гладь. Недавно, о, вчера это было, меня охватила ненависть к Черновцам и его жителям. Но это ничего эдакого, такое у меня происходит так часто, как только можно. Я становлюсь жуткой Медузой Горгоной в такие моменты.. И если учесть, как я уже уточнила, что "эти моменты происходят так часто, как только можно", то по сути, Медуза Горгона - мое второе "Я". :)