stuff of my soul

Снимаю шляпу перед каждым, кто знает что такое любовь без ответа.

Я слышу как завывает ветер на улице, как об асфальт ударяются хрустальные слезы, слышу как тикают часы на руке и как стучит мое сердце в этой абсолютной тишине.Слышать бы как стучит твое - и больше ничего не нужно.

Рассветы режут пустые дни

Тяжело просыпаться, тяжело ездить в пыльных автобусах без тебя.Без тебя тяжело ходить по солнечным весенним улицам и пустым коридорам.Тяжело оставаться там, откуда ты уходишь.Тяжело засыпать и знать, что ты где-то есть.

Такие дни дают мне надежду.

Пара слов, пара взглядов и я забываю, что еще вчера чуть ли не выла от отчаяния.

Ты!Ты мое счастье.Я еще раз убедилась в этом.

***

Я еду в автобусе.В одном автобусе с тобой.Хоть и не рядом, не сжимаю твою руку.Но я счастлива.

В руке салфетка, которая пахнет яблоком, сзади что-то болтают знакомые, а я просто смотрю на тебя.Ты очень красив.Я стараюсь запомнить твои глаза, волосы, ладони, которые ты всегда складываешь по-особенному;вещи, которые окружают тебя.Сзади светит солнце, первое яркое солнце, и в этот момент я счастлива.

Beautiful day.And you so beautiful.

february 18

Так странно, когда один человек думает о другом нон-стоп, а тот самый другой даже не знает о существовании первого.

Первый вспоминает взгляд, голос, движения другого.А другому совершенно все равно.Ведь он даже не догадывается что кто-то думает о нем.Думает так много.Пожалуй, слишком много.

Безумное чувство собственности и всепоглощающая злость.Наверное всем знакомые чувства.Когда ты видишь как человек, который вам не безразличен проходит мимо…и идет совсем не к тебе?Внутри начинает закручиваться воронка идиотских и бесполезных мыслей.Что-то внутри сжимается и остается только беззвучно сползать по стенке.Ну или долбить в нее кулаками, разбивая их в кровь.Можно орать и рвать все вокруг.

Только вот непонятно-на кого ты злишься?

Тут я могу сказать уверенно-злиться нужно в этой ситуации только на себя.За свою слабость и убогость.

После этого начинаешь жалеть себя.

Такой вот отработанный механизм.Такой простой набор букв.

january 31

Я просто достаточно на Вас свихнулась. Причины знаю, следствий боюсь. В прошлом году слегка поперхнулась.А в этом, скорее, совсем захлебнусь.

Как-то все слишком непоследовательно.Бардак.

Хотя о каком порядке идет речь.Это же свалка.Мусорка.

Но это если бы бардак был только здесь.А ведь он везде.И в жизни тоже.

Разложить бы все по полочкам.Все мысли, все дела.Протереть пыль в голове.Выкинуть ненужное.

Мне, оказывается, никогда не хотелось держать ее за руку.

Все познается в сравнении, однозначно.

If he ever tries to fuckin' leave again
Imma tie him to the bed and set this house on fire

Я пыталась убежать от тебя.Но почему, почему ноги несут меня не туда, куда нужно?
И только одно слово крутится в моей голове уже полгода: ПОЧЕМУ?
Почему ты так близок и недосягаем одновременно?

Я попробую.Попробую снова избегать тебя.Так странно…Я буду пытаться делать то, чего совсем не хочется.

***
Почему любовь для меня всегда была синонимом боли?
Я, конечно, могу радоваться лишь тому, что она чистая, светлая…Хотя…Какая же она светлая, если каждый день я вижу как ты уходишь и все внутри переворачивается ?По сосудам вместо крови начинает бежать яд, от которого тело не слушается, ноги подкашиваются, кружится голова и хочется кричать?

Ты всегда уходишь.И мне всегда больно.
Вот я и пытаюсь оградить себя от этого кошмара.Опять же странно…Ты мой кошмар и единственная радость в этом водовороте серости будней.
Я незнаю, надолго ли хватит меня.Меня, с сердцем в заплатках, с пустой головой и пустыми глазами.
***
Я лишь хотела входить в твои планы.Хотела войти в твою жизнь.
Неужели…это так много?

—Плохой день

—Почему?

—Ничего не происходит, вчера было лучше.

—А что было вчера?

—Надежда на завтра.

…"Если б я знал на что я способен, я не сидел бы здесь, разговаривая с вами.Вы знаете, у меня иногда возникает такое ощущение, будто я вот-вот лопну. На страдания мира, на все мировые проблемы мне, по совести говоря, совершенно наплевать.Это само собой разумеется. Я вот чего хочу- я хочу раскрыться.Хочу знать, что у меня там, внутри.И чтобы другие люди оказались раскрыты.Я как дурачок с консервным ножом в руке:ищу, с чего бы начать, чтобы вскрыть эту банку-нашу Землю. Я хнаю, что там под крышкой, -чудеса.Уверен в этом, потому что все время во мне предощущение чудесногоТам все прекрасно: и галька, и обрывки картона, и…даже мертвого осла уши, если уж на то пошло!Вот о чем я хочу писать!А вдруг это слишком личное?Может быть, это все покажется полнейшей чепухой?"…

Морозит второй день.То ли от ветра, то ли от твоего безразличия.

Я так устала стоять за стеной от тебя и сжимать кулаки.

Устала представлять тебя рядом и снова сжимать кулаки и сердце от боли.

Как же к тебе подступиться?Как к тебе в душу залезть?…

Я так устала провожать тебя взглядом…до дома.

Я так устала от того, что ты обо всем этом не знаешь.

"Церковные колокола бросают на ветер печальную мелодию «Катлин», она разносится над трущобами скид-роу, где я просыпаюсь со стоном, несчастный, бедственно слипшийся после очередной пьянки, и главный стон оттого что сам поломал все инкогнито своего возвращения в Сан-Франциско, надрался как идиот с бродягами в закоулках и поломился прямо в Норт-Бич всех повидать хотя мы с Лоренцо Монсанто заранее в обширной переписке разработали подробный план как я по-тихому прокрадываюсь в город, звоню ему, называю кодовые имена: Адам Юлч или Лаладжи Палвертафт (тоже такие писатели) и он тайно отвозит меня в свою хижину в лесах Биг Сура полтора месяца в безмятежном уединении рубить дрова, таскать воду, сочинять, спать, гулять и т.д. – Вместо этого я врываюсь пьяный в его книжную лавку «Огни большого города» в самый разгар субботнего вечера и все меня узнают (несмотря на маскировку – рыбацкий плащ, шляпу и непромокаемые штаны) и с грохотом катятся в загул по всем знаменитым барам – вот он хренов «король битников», вернулся и поит всех подряд – И так два дня, включая воскресенье, когда Лоренцо по идее должен заехать за мной в «секретную» гостиницу на скид-роу («Марс-отель» на углу 4-й и Ховард-стрит), но я не отвечаю на звонок, служитель отпирает ему дверь, и что же он видит – на полу среди бутылок валяюсь я, рядом частично под кроватью Бен Фэган, на кровати храпит художник-битник Роберт Браунинг – «Ладно, – думает, – заберу его в следующие выходные, он наверное хочет отвиснуть недельку в городе, как обычно», – ну и уезжает в свой Биг Сур без меня уверенный что поступил правильно, но Боже мой, вот я просыпаюсь – а Бен с Браунингом уже ушли как-то умудрившись втащить меня на кровать, – под эти колокола так печально вызванивающие «Вернись ко мне моя Катлин» в туманных ветрах над крышами мрачно-похмельного Сан-Франциско, ооо вот я и допрыгался, не в силах уже довлачить бренное тело свое даже до спасительного убежища в лесах, не говоря уже о прямохождении по городу – Впервые я покинул дом (дом моей матери) с тех пор как напечатали «Дорогу», книгу «принесшую мне известность» до такой степени что три года меня сводил с ума бесконечный поток телеграмм, звонков, предложений, писем, репортеров, непрошеных гостей (только соберешься писать рассказ, под окном голос: ВЫ ЗАНЯТЫ?), или залетает газетчик в спальню где я сижу в пижаме, пытаясь записать сон – Подростки лезут через шестифутовый забор который я выстроил пытаясь отстоять свое право на личную жизнь – Веселые компашки с бутылками орут под окном кабинета: «Джек, выходи, хорош работать, пошли напьемся!» – Приходит тетка, говорит: «Я не спрашиваю, вы ли Джек Дулуоз, потому что он с бородой, только скажите пожалуйста как его найти, мне нужен настоящий битник на наше ежегодное Шиндиг-парти» – Пьяные визитеры блюют в кабинете, воруют книжки и даже карандаши – Незваные приятели неделями зависают на чистых простынях и сытной маминой кормежке – И я пьяный практически постоянно, чтобы как-то соответствовать этому бардаку, но в конце концов осознаю что окружен превосходящими силами противника, надо бежать, уединение или смерть – А тут Лоренцо пишет: «Приезжай, хижина ждет тебя, никто не узнает» и т.д., и я как уже сказано смылся из дому (Лонг-Айленд, Нортпорт) в Сан-Франциско, проехал 3000 миль в чудесном купе скорого поезда «Калифорнийский Зефир», глядя как мелькает в моем личном окошке Америка, впервые за три года был как следует счастлив, три дня и три ночи в купешке, растворимый кофе и бутерброды – Вверх по долине Гудзона, сквозь штат Нью-Йорк до Чикаго и далее прерии, горы, пустыня, наконец Калифорнийский хребет, все так легко и без усилий, будто сон, не то что трястись на попутках в прежние скудные времена, когда я еще не заработал себе на трансконтинентальный экспресс (по всей Америке студенты и школьники уверены: «Джеку Дулуозу 26 лет и он все время ездит автостопом» – а мне почти 40, я стар, устал, измучен и мчусь в купе по Американской равнине) – Ну и что же, прекрасный старт к убежищу столь щедро предложенному славным стариной Монсанто, только вместо легкого и гладкого продолжения я просыпаюсь пьяный, больной, в мерзости запустения, в ужасе от тоскливого колокола над крышами вперемешку со слезными воплями с улицы, где митингует Армия Спасения: «Сатана – причина твоего пьянства, Сатана – причина твоей распущенности, Сатана подстерегает тебя повсюду – покайся!» – и хуже того: слышно, как старые пьяницы блюют в соседних комнатах, скрипят ступенями, стонут – И этот стон, разбудивший меня, мой собственный стон на скомканных простынях, стон, порожденный чем-то огромным, ухнувшим в моей голове и сорвавшим ее с подушки как призрак"….