angel of darkness

Душевное порно

Это когда ты приглашаешь ее к себе домой смотреть не фэнтези/триллеры/драмы/мелодрамы, а душевное порно.

Это когда ей трудно, она приходит к тебе домой с бутылкой голубого виски, надеясь на душевный разговор, который не закончится сексом.

Она снимает обувь в коридоре, начиная свой душевный стриптиз, сама того не зная, начинает предохранятся обувая тапочки твоей мамы.
С порога говоря о том как трудно на работе, как достал начальник который постоянно провожает ее похотливыми взглядами, как достали глупые сотрудницы с безвуксной помадой в курилке, которые курят не ричмонд.
Как достали офисные клерки, скачивающие порнуху в обеденный перерыв/ недотраханные пижоны.
Ты ее слушаешь, она такая милая когда злясь прикусывает твою губу, морщит лоб, шмыгает носом и просит включить отопление на "по сильнее".

Она стягивает джинсы, оставаясь в колготках и тунике. Ты сделал слишком по жарче и постояно наливаешь ей больше виски, а себе больше льда.
Сидя в кресле вспоминает институт и своих сокурсников: девочек со странными стрижками и курточками, мальчиков в спортивных костюмах и туфлях, преподавателей-зануд с толстыми стеклами очков. Институтские тусовки, Мальчик с пятого курса, который постоянно прогуливал пары в столовке, золотая беззаботная молодежь. Красивые, дорогие, обеспеченные. Ты им в душе завидовала.
Ты ее слушаешь, поглядывая на часы. Она такая уязвимая, смешная когда пытается показать свою самостоятельность. Эмоционально жестикулирует руками, проливая виски на твой кожаный диван. Фак. Ты доливаешь виски, чтоб ей стало еще "пожарче".

Она совсем не заметила, как закончился фильм, который вы даже не смотрели/чья-то лав стори. Просит тебя принести свою майку, потому что очень жарко. Переодевается в комнате, повторяя 7 раз "только не подглядывай "

Садиться возле тебя на диван, берет бокал виски начинает вспоминать школу, первый звонок, двойку и вырванную страницу из дневника, которую она сожгла над плиткой, при этом спалив штору на кухне. Мама очень долго ругалась и запретила выходить на улицу. А она так хотела увидеть его, мальчика с соседнего подъезда, на 2 класса старше, который так быстро бегает и красиво играет в футбол.
Ты ее слушаешь, почесывая затылок. Она такая безобидная, хрупкая, такая до боли родная в твоей любимой майке. Только бы она не облила ее виски.

Она стягивает колготки, поджимает под себя коленки. Рассказывает что в детстве всегда так делала, когда было грустно. Вспоминает какая смешная была на новогодних утренниках в аляповатых костюмах, постоянно забывчивая, перчатки с карманов, конфеты любимые выпадали из куртки. И тот мальчик со старшей группы, который никогда не забывал текст стихов на утренниках, в отличии от смущенной тебя.
Ты ее слушаешь, часто моргая, чтоб не уснуть. Она такая наивная…

Ты садишь ее на колени, гладишь по голове.
Она говорит, что ей с тобой спокойно. Залпом допивает виски и начинает истерически рыдать, взахлеб рассказывая, что никогда не была любима.
В садике, тот мальчик который хорошо рассказывал стихи, дергал ее за косички, называл глупой забывчивой клушой. А она его так любила.
В школе, тот мальчик, что на два класса ее старше, толкал ее на ступеньках, комкал открытки и любовные записки показывал всем старшеклассникам, высмеивая её. А она его так любила.
В институте, тот мальчик с пятого курса. Он был ее первым и бросил в тот же день, хвастая перед друзьями.А она была влюблена до безумия, писала ему стихи, дарила перчатки и вязаные шарфы. Она потом неделями рыдала в комнате и ела шоколадное мороженое, грея его ладошками.

Вот финал/финиш/энд вашего порнофильма, она разделась догола, сняла все со своего сердца и души. Ты целуешь ее в макушку, крепко сжимаешь в объятьях, пытаясь сдавить ее вздрагивания. Ты устал слушать ее слезы.
Ты затыкаешь ее поцелуем, долгим страстным, вытираешь тыльной стороной ладошки потеки туши. Она теперь похожа на партизана, который пытается защититься, спрятаться в этом мегаполисе от себя.

Ты стягиваешь с нее майку, она голая душевно и физически.
Тебе известно, какие цветы она любит, так же как и цвет белья.
Ты в курсе расположения ее любимых кафе, так же как и поз в постели.
Ты теперь знаешь ее уязвимые милиметры души, так же как и ее эрогенные зоны.
Ты ее потом посадишь в такси и отправишь домой.

Люди не умеют раздеваться односторонне. Расстегивая джинсы, расстегнуть все сокровенные уголочки души. Им постоянно надо вместе с трусами стянуть с себя все воспоминания.

Просто не надо раздвигать ноги на ширину души, когда от тебя хотят только секса.
Это всего навсего душевное порно.

с ним безумно тяжело. он ужасно эгоистичен, легкомыслен и принципиален. он невероятный собственник и самолюбивый эгоцентрист. но его глаза…- окен искренности, нежности и сладости.. в них и тону.

я лежу и передаю тепло паркету
думаю о тех днях,
когда сердце стучало в ритме хардкора

и было что-то большее,
чем три сигареты
и сияние монитора

Сотни чужих крыш Что ты искал там парень? Ты так давно спишь.. Слишком давно для твари. Может пора вниз? Там где ты дышишь телом. Брось свой пустой лист. Твари не ходят в белом

somewhereinsideofme

Он молчит о ней, так слова его горячи, А глаза его, тем отчаянней, чем бездонней. Он молча встает, уходит, в кармане звенят ключи И мир умещается в тень от его ладоней…

Это совершенно потрясающая вещь, когда два человека, которые однажды сделали любовь, вдруг пытаются сделать дружбу.

И сидят оба, прислушиваются как к водородной бомбе: "Не? Не рванет? Может, обойдется всё?"

Ну рванет же, рванет, куда вы смотрите. И еще тот, кто выживет, если выживет потом сядет над всей этой кучей дерьма и скажет: "Бля, а я так надеялся"

Я во сне даже роюсь в папках твоих компьютерных,
Озверело пытаясь выяснить с кем ты спишь…
… Ты мне снишься в слепяще белой пустой гостинице,
Непохожим, задолго, видимо, до меня;…
Мы, наверное, никогда больше не расстанемся,
Если я вдруг однажды когда-нибудь не проснусь…

"ладно, ладно, давай не о смысле жизни, больше вообще ни о чем таком
лучше вот о том, как в подвальном баре со стробоскопом под потолком пахнет липкой самбукой и табаком
в пятницу народу всегда битком
и красивые, пьяные и не мы выбегают курить, он в ботинках, она на цыпочках, босиком
у нее в руке босоножка со сломанным каблуком
он хохочет так, что едва не давится кадыком

черт с ним, с мироустройством, все это бессилие и гнилье
расскажи мне о том, как красивые и не мы приезжают на юг, снимают себе жилье,
как старухи передают ему миски с фруктами для нее
и какое таксисты бессовестное жулье
и как тетка снимает у них во дворе с веревки свое негнущееся белье,
деревянное от крахмала
как немного им нужно, счастье мое
как мало

расскажи мне о том, как постигший важное – одинок
как у загорелых улыбки белые, как чеснок,
и про то, как первая сигарета сбивает с ног,
если ее выкурить натощак
говори со мной о простых вещах

как пропитывают влюбленных густым мерцающим веществом
и как старики хотят продышать себе пятачок в одиночестве,
как в заиндевевшем стекле автобуса,
протереть его рукавом,
говоря о мертвом как о живом

как красивые и не мы в первый раз целуют друг друга в мочки, несмелы, робки
как они подпевают радио, стоя в пробке
как несут хоронить кота в обувной коробке
как холодную куклу, в тряпке
как на юге у них звонит, а они не снимают трубки,
чтобы не говорить, тяжело дыша, «мама, все в порядке»;
как они называют будущих сыновей всякими идиотскими именами
слишком чудесные и простые,
чтоб оказаться нами

расскажи мне, мой свет, как она забирается прямо в туфлях к нему в кровать
и читает «терезу батисту, уставшую воевать»
и закатывает глаза, чтоб не зареветь
и как люди любят себя по-всякому убивать,
чтобы не мертветь

расскажи мне о том, как он носит очки без диоптрий, чтобы казаться старше,
чтобы нравиться билетёрше,
вахтёрше,
папиной секретарше,
но когда садится обедать с друзьями и предается сплетням,
он снимает их, становясь почти семнадцатилетним

расскажи мне о том, как летние фейерверки над морем вспыхивают, потрескивая
почему та одна фотография, где вы вместе, всегда нерезкая
как одна смс делается эпиграфом
долгих лет унижения; как от злости челюсти стискиваются так, словно ты алмазы в мелкую пыль дробишь ими
почему мы всегда чудовищно переигрываем,
когда нужно казаться всем остальным счастливыми,
разлюбившими

почему у всех, кто указывает нам место, пальцы вечно в слюне и сале
почему с нами говорят на любые темы,
кроме самых насущных тем
почему никакая боль все равно не оправдывается тем,
как мы точно о ней когда-нибудь написали

расскажи мне, как те, кому нечего сообщить, любят вечеринки, где много прессы
все эти актрисы
метрессы
праздные мудотрясы
жаловаться на стрессы,
решать вопросы,
наблюдать за тем, как твои кумиры обращаются в человеческую труху
расскажи мне как на духу
почему к красивым когда-то нам приросла презрительная гримаса
почему мы куски бессонного злого мяса
или лучше о тех, у мыса

вот они сидят у самого моря в обнимку,
ладони у них в песке,
и они решают, кому идти руки мыть и спускаться вниз
просить ножик у рыбаков, чтоб порезать дыню и ананас
даже пахнут они – гвоздика или анис –
совершенно не нами
значительно лучше нас”

вот это поворот

нравится он мне.. блин а вроде как собралась духом упасть и в жизни разочароваться.. ну будь что будет!

Будь будь, пожалуйста будь

Вот еще один мачо
отчаянно хочет
меня спасти.
- Молодой человек,
нам немного не по пути.
Вам налево, а мне по встречке,
Вам - на вечер, а мне - навечно.
Словом, не заставляйте меня
объяснять Вам, куда пойти.
Вот еще один супергерой
на мою беду.
что-то там про мою поэтику,
красоту…
- Милый юноша, все это ловкий
коммерческий ход.
по закону рекламы
запомните наперед -
чем прелестней обертка,
тем очевидней развод.
Вы, мой милый,
себе присмотрели не ту.
Вот еще один рыцарь
в латах и на коне
только он почему-то
совсем не надобен мне
- Сэр, простите,
но вот мое сердце
и в нем - другой.
не травите мне душу
не нарушайте покой
я люблю его больше
чем можно сказать
строкой.
понимаете?
- Да. вполне.
- "Я приеду. хочешь? "
не надо, не приезжай.
ты не он, понимаешь?
а сердце, увы, не чай
И оно не остынет
ни ёрничай, ни скучай
ни пророчь мне несчастий
и мести не обещай
Я сама месть
за все и за всех.
и сама себе страх.
и сама себе боль.
- Прощай

ну это тупик, что там дальше? я знаю что так нельзя, но кажется мне действительно всё равно

Иногда ты звонишь мне. Причем, почти всегда под утро, как раз тогда, когда я засыпаю с тяжелой головой, с мыслями о тебе.
И говоришь со мной.
О друзьях (так странно думать, что когда-то у нас были общие друзья), о работе (что я такая лентяйка, не хочу работать), о погоде (ты говоришь, что хочешь меня увидеть, я отвечаю - на улице холодно. Нет, холодно не на улице).
Ты даже представить себе не можешь и не сможешь никогда, чего мне стоит это надменно - холодное "Привет", да и вообще все слова, что я говорю тебе.
Мне бы стоять на крыше и кричать все слова о тебе, чтобы они вылетели из сердца и поразили глаза кого-нибудь другого (как в "Снежной Королеве) ", а не меня.
А я сижу на полу, в свитере, который от моих нервов растянут уже до колен, и вывожу линии на листах бумаги. Потом эти линии перечеркиваю. Потом снова. И так до того, пока вся бумага не станет чернильного цвета.
А потом ты говоришь: "Ладно, мне пора. Я просто хотел узнать, как ты "
А мне так хочется ответить: "Without you i'm Nothing "

А я говорю:"Пока".

Это потом скажешь – самый страшный день в жизни, а пока – самая лучшая ночь. Слова сейчас ничего не значат, и поэтому голос уплывает куда-то прочь; если можешь плакать при помощи рук – плачь; при помощи ног, при помощи поцелуев навзничь. Ночь никогда не кончится, потому что солнце – в твоей груди; оно подступает к горлу, а ты сглатываешь, мол, подожди, ещё не сейчас, вот я улыбнусь – и тогда, а пока посиди ещё у меня внутри, посмотри, как там хорошо.

Это потом скажешь – я не могу каждый раз просыпаться и уезжать, собирать вещи, стараться ничего не забыть, никого не потерять. Господи, скажешь, я уже, как могила, наполняюсь холодной водой, когда думаю, как я буду с тобой, как ты давно во мне. И всё, что ты опускаешь в меня, имеет твою печать где-то на пятке, пахнет, как сладкий холодный чай; и ты оставляешь во мне, засыпая глиною слов, единственное число и мужской род; надеешься, что когда-нибудь оно ещё всё прорастёт.

Это потом скажешь – я как будто упала с десятого этажа, и только голос остался, так там ещё и лежит, ждёт, когда ты его поднимешь, бережно отряхнёшь, вставишь кому-нибудь в горло и заиграешь, приставив его к губам, медленно, по слогам: я тебя никому не отдам, никогда никому не отдам.

Потом когда-нибудь скажешь – самый лучший день, а пока – самая страшная ночь; плачь хотя бы, потому что мне нечем тебе помочь; и тишина с темнотой приходят, как мать и дочь, держатся за твои руки, ищут, куда бы лечь. Плачь, моя маленькая, потому что больно, куда ни взглянешь – сзади и впереди, и что-то невыносимо жжётся в твоей груди, с памятью посреди. Ты, конечно же, не поверишь, но утро настанет точно в его черёд, когда ты, скажем, улыбнёшься, – словом, откроешь рот, и солнце выкатится кому-нибудь на ладонь. И кто-то скажет: вот, я живу в тридевятом царстве, у меня не проходит ночь, перегорают лампочки, потолок начинает течь; я хочу дотронуться до тебя, вынуть боль из твоей души, собрать губами соль с твоих щёк и много чего ещё. Слава богу, что я наконец дошёл, ну чего ты плачешь, смотри, как нам хорошо, смотри, как нам хорошо.

Пусть это будет революция, шизофрения и вешалка. Когда последняя моя белая пешка. Спрыгнет с доски в безысходности. В чужие прощай/прости. Воздушный зАмок. Сдулся и перестал расти. Ты разводила кактусы. Изобретала грустные статусы. В компании декабря, подушки и шоколадной пасты. Срываешь никотиновый пластырь. Я отвернусь от глаз. В которых не мог наплаваться. Ты хочешь поставить сумку. Раздеться. Успеть наплакаться. Набрать горячую ванну. Лечь в неё. Мастурбировать. Нельзя отдать ремонтировать. То, что разбилось вдребезги. Переродилось в песок и брызги. Осело пылью на абажуре. Ты хочешь утренний кофе, дом на троих и Джареда Лето в миниатюре. Слушаешь фолк. Сметаешь всё с книжных полок. Читаешь любую херню. И веришь – в конце будет про меня. А мне тебя не спасти. Мне тебя уже не поднять/ не охранять твой сон/ не буду сказкой на пальцах. У Туве Янссон. Тебе не быть моей панацеей/ моей мессией / моей Ри Расмуссен. Не ставить чайник и не просить подвинуться.
А я хочу просто влюбиться.
Лечь спать в одиннадцать.
Видеть море.

вчера ночью, в центре когда мы переходили дорогу, машина что остановилась что бы нас пропустить показалась мне твоей.. я побоялась поднять глаза и посмотреть ведь окна были открыты.. меня так затрясло, что я до сих пор недоумеваю как я не упала прямо на этом переходе, а ведь я шла, смеялась, размахивая руками что то говорила своему другу, вдруг резко замолчала и так и шла потом молча опустив глаза. и это был не ты. а друг он всё понял, он всё знает.. И вот вроде ничего в этом случае нет такого, но я вот что сейчас подумала, мне показалась что я увидела всего лишь твою машину, а сердце во мне забилось так сильно, что в глазах темнело, уши закладывало и я теряла равновесие, я не испытывала этого уже очень давно, а точнее с момента нашей последний встречи, а значит моё сердце всё ещё у тебя, валяется где то по карманам, ведь я слышу его только когда тебя вижу.